Забирай мое сердце - Хелен Кир

«Вижу, что читаешь. Значит, интересно. Скоро прилетаю. Хочешь или нет, но встретимся и все обсудим»

Тишина. Сообщений больше нет. Приложение уже не подсвечено авой писавшего. Он вышел из сети! Ему и ответа не нужно. Как и прежде уверен в себе. Ну почему Ник такой категоричный и одержимый? Ведь бесполезно договариваться. Где, по крайней мере извинения, хоть какие-то переживания? Бесчувственный чурбан! Только что меня омывало волнением и почти что трепетом, а вот сейчас нет. Срань надменная! Где сердечки и стихи, если намерен взять на абордаж? Только сухая инфа о неизбежности встречи. Мудозвонище шаховское! Хрен тебе, а не поговорим!

Ишь какой! Хватаю букет и собираюсь вышвырнуть в окно, но резко торможусь. Цветы-то причем! Это у меня ядом исходит весь организм, очень хочется вонзить свои зубы кое-кому прямо в шею и подпустить в ледяную кровь отравы. А цветы надо оставить. Правда красивые, сил нет. Поэтому, злость злостью, а букетик заберу. Пусть меня радует в отличие от того придурка, который соизволил мне его, как теперь полагаю, прислать с доставкой. Самого-то нет здесь, так получается.

Пока еду домой, злюсь. Хорошо, что родители отвлекают своими беспокойствами. Планомерно отчитываюсь о своем образе жизни. Наконец, вся информация получена, они, успокоившись, отключаются. Я же поднимаюсь в квартиру. И замираю перед дверями! Это вообще что?

На ступеньках около моей двери сидит мужик в сомбреро, расписном пончо и гитарой наперевес. Около него стоит бирюзовая закрытая коробка, она просто огромная! Раскорячилась на всю лестничную клетку и немного загораживает дверь моей квартиры. И как мне теперь пробираться? Стою с огромным букетом в руках, не двинуться, не просочиться.

Псевдо-испанец фантастически нежно перебирает струны и мурлычет себе под нос. Не могу понять, что происходит. Вроде бы на моей площадке проживает только Зинаида Павловна. Но ей, простите, семьдесят! Не мог же кто-то ей вот это все презентовать, а хотя что я ее со счетов сбрасываю, она бабуля еще ого-го! За ней отставной полковник с третьего этажа ухаживает, вместе на премьеры в театр ходят. Но скребет ведь внутри, не к ней же пришли!

— Эй, мучачо! Мне бы пройти. — обращаюсь в мужчине.

— Оу, сеньорита. Вы Лена Романьина?

Резво подскакивает дон со ступенек. Черноволосый, весь набриолиненный. Смуглый и немного полноватый, или мне из-за пончо кажется. Да что за маскарад? Он что, правда испанец? В глазах у него такие черти скачут, что позавидуешь. Энергия брызжет фонтаном. Наклонив голову набок, дон ждет моего ответа.

— Романова я.

— Так мне и надо!

Ему и надо. А мне? Надо?

В эту же секунду он прилаживает гитару на колено и удивляет невозможно красивой игрой. Боже, что же он делает! Весь подъезд переливается красивой музыкой. Мелодия, будоражащая кровь, возносящая в небеса, покоряющая с первых минут, сражает меня наповал. Смотрю, как умелые пальцы бегают невесомо по струнам. Умеют же люди! Он играет словно идол, которому все поклоняются.

Этот дон Педро (мне кажется это имя ему подходит) откидывает голову назад, выдыхает первое слово «Бесаме», и я таю! Целуй. Целуй меня жарче…

Нет, все же Веласкес создала бессмертный хит, слушая который можно всем и все простить. Песня признание, песня любовь, песня отчаяние. Как же поет этот жгучий Орфей! Колдовство окутывает, пеленает и заклинает. Мужчина смотрит мне в глаза и чарует этими словами, жалит мелодией. Весь посыл принимаю и растворяюсь. Слепо отхожу к стенке и обнимая букет, сильнее притискиваю к себе, ищу спасения в хрупких цветах. Сердце ноет и сладко замирает, медленнее стучит. А испанец все поет и поет!

Я знаю. Почти уверена. Это ведь…

— Меня просили вам передать еще. — заглушает песню Педро.