Бог Боли - Рина Кент

Почему он сейчас выглядит как совершенно другой человек и почему я так остро на это реагирую?

— Это один. — Он отодвигает стул от моего стола и бросает на него свой вес, садясь на уровне глаз с моей киской. — Еще раз ослушаешься меня, и будет десять.

Так близко, я тону в его пьянящем аромате, пока его темные глаза пожирают то, что у меня между ног.

— Ты сказала, что серьезно относишься к моим предупреждениям, нет?

Я киваю, пытаясь и не пытаясь сосредоточиться на том, под каким углом он меня рассматривает. Это так интимно, такая близость, что мои легкие жаждут воздуха.

Его рука проникает мне между ног, и я задыхаюсь, когда он обхватывает меня за трусики, пальцами впиваясь в чувствительную плоть.

— Так почему ты такая мокрая, little purple?

Мои ладони становятся потными, и я поджимаю губы.

— Где теперь этот умный ротик? — он стягивает мои трусики так, что шов трется о мои складочки. — Или это только для того, чтобы говорить неправду?

Трение натянутой ткани о мои перевозбужденные складочки одновременно приятно и болезненно. Я начинаю думать, что, возможно, эти два ощущения идут рука об руку с Крейтоном.

— Ты такая задира, разгуливаешь в своих маленьких юбочках и кружевных трусиках, умоляя, чтобы тебя наказали. — Его рука опускается на мою киску. Сильно. — Но ты не можешь вырваться сейчас. Так не пойдет. Знаешь, почему?

Все мое тело дергается от силы его удара, на глаза наворачиваются слезы, и еще большее возбуждение покрывает мои трусики и его руку.

Его дикие глаза встречаются с моими, в них капает плотский, животный садизм.

— Потому что я решил, что ты будешь моей игрушкой.

А потом он на мне.

Его венозная рука обхватывает мое бедро, отчего оно кажется таким маленьким, когда он ныряет между моих ног. Его заросшая щетиной челюсть царапает мою чувствительную внутреннюю плоть, когда его зубы проникают в мою киску через трусики, а затем он полностью срывает их с меня.

Мое тело дрожит, но оно приходит в полный шок, когда он вводит свой острый язык в меня.

Я выгибаюсь дугой, дергаюсь, но его руки возвращают меня обратно.

Святой. Черт.

Мне требуется все, чтобы не двигаться слишком сильно. Я пытаюсь сжать ноги вместе, чтобы создать хоть какое-то трение. Что-то, хоть что-то, но его безжалостная хватка на моем бедре запрещает мне это.

Моя голова откидывается назад, когда искры удовольствия распространяются от моего ядра по всему телу.

Он умело перекатывает мой клитор между большим и указательным пальцами в том же безумном темпе, что и трахает меня языком.

Мои бедра дергаются вперед, и я понимаю это только тогда, когда бешеный ритм его языка почти разрывает меня. Я поднимаю руки, чтобы вцепиться в его волосы, и катаюсь по его лицу, в то время как звезды пляшут в моем зрении.

Мощный оргазм омывает меня.

На этот раз он более отчаянный, такой абсолютно безумный по своей силе, что я удивляюсь, как не теряю сознание.

Мои веки опускаются, маскируясь ресницами, когда я пытаюсь заглушить свои бесстыдные стоны.

Голова Крейтона появляется между моих ног, и он шлепает по моей киске так безжалостно, что я вскрикиваю.

Удовольствие смешивается с болью, и я не знаю, от чего текут слезы — от первого или от второго.

— Разве я сказал, что ты можешь убрать руку со стола?

Я качаю головой, а он смотрит на меня.

— Нет, — бормочу я, когда моя потная ладонь снова ложится на стол.

— И каким, по моим словам, будет твое наказание?

— О.

— Это не ответ.

— Десять.

Пугающее возбуждение охватывает его черты при обещании наказать меня. Он получает удовольствие от осознания того, что причинит боль, что на моей плоти появится карта его рук.

— Начинай считать. — Его рука снова опускается на мою киску, и я вздрагиваю, задыхаясь.