Бог Боли - Рина Кент

— Потому что я хочу протянуть руку и обнять этого мальчика, но не могу. — Она обхватывает меня руками за талию в крепком, теплом объятии. — Мне так жаль.

Мои пальцы впиваются в ее волосы, и я отворачиваю ее лицо.

— Тот мальчик мертв, вместе с теми подонками, которые называли себя родителями. Из его пепла воскрес совершенно другой человек, и единственные мои родители — Эйден и Эльза Кинг. Так какого хрена ты жалеешь меня. Разве я не говорил не делать этого?

— Я и не жалею. — Ее губы дрожат, и она не пытается бороться с моей хваткой на ее волосах. — Я просто хочу разделить твою боль.

— Здесь нечем делиться. Эта глава закончилась.

— Но...

— Заткнись. — Я отпускаю ее волосы. — И убирайся.

Из-за нее я докопался до той части себя, которую предпочитаю держать глубоко зарытой, чтобы ни у кого не было шанса ее обнаружить.

Аннике, блядь, Волковой просто нужно было сунуть свой нос туда, где ему не место.

Она встречает мой взгляд.

— Если ты будешь продолжать отталкивать меня, у тебя никого не останется.

— Я могу с этим жить.

— А я не могу.

— Анника. — Я скрежещу челюстью. — Или уходи, или я тебя трахну. Больно или нет.

Она не делает ни шагу и даже не колеблется, ее глаза не покидают мои.

— Ты должна была убежать, пока я был милым, маленькая девочка. — Я дергаю ее за талию. — Сядь на мой член. Это будет долгая, блядь, ночь.

Затем я трахаю ее, кусаю, ставлю метки и заставляю ее полностью пожалеть о том, что она выбрала меня.

Проникнула под мою кожу.

Стала тем человеком, который, как я не знал, мне нужен.

Глава 20

Анника

Я вздрагиваю, когда жесткий язык продолжает подниматься и опускаться.

На моем лице.

Я резко просыпаюсь, и мои глаза чуть не выпучиваются от вида крошечной мордочки, ушек и усиков.

— Тигр? — я чуть не вскрикиваю, и он испуганно отпрыгивает назад на кровать, а затем снова медленно вальсирует в мою сторону.

Он вырос с тех пор, как я в последний раз видела его в приюте несколько недель назад, но я не сомневаюсь в том, что это он. У него даже есть милая родинка в форме сердечка между глазами.

Я сажусь и морщусь, когда мои мышцы ноют от боли. Ванна почти ничего не дала после того, как Крейтон трахал меня на четвереньках на плитке, потом у стены и на кровати.

Это было так мощно и грубо, и он не сдерживался, как в первый раз. Он брал и брал и дарил мне ослепительное оргазмы взамен.

Он был разъярен, абсолютно по-звериному и не в себе.

Сказать, что я выбралась целой и невредимой, было бы преуменьшением.

Что ж, я получила удовольствие, но мне не понравилось, что после этого он чувствовал себя отстраненным. Даже когда он отвел меня в душ и вымыл нас обоих. Не было тех нежных прикосновений, когда он принимал ванну и мыл мне волосы.

На мгновение я подумала, что, возможно, я разрушила его стены, но он доказал, что я принимала желаемое за действительное.

Но на день рождения он подарил мне самое красивое ожерелье. Я скольжу по нему пальцами, чтобы убедиться, что оно все еще на месте.

Кроме того, я спала, прижавшись к его телу, так что, может быть, не все так безнадежно?

Хотя сейчас его нигде не видно, и в постели только я.

С Тигром.

Он прыгает мне на плечо, тянется к моей голове, как раньше, и я смеюсь, гладя его. Его мурлыканье наполняет меня столь необходимой дозой дофамина.

— Ты был здесь все это время, малыш? У тебя даже ошейник есть, такой милый. — Он ударяется головой о мою руку и мурлычет еще немного, а затем мяукает, вероятно, в поисках еды.

Оставив его на кровати, я с усилием встаю и обыскиваю комнату, но ни еды, ни следов моей одежды нет.

Поэтому я накидываю одну из толстовок Крейтона, которая проглатывает меня целиком, и выхожу в коридор, неся на руках суетливого Тигра.