Учитель моей дочери - Надежда Мельникова (2021)

Чтобы она не поняла, что я в полном смятении. Не просто так она явилась, ой не просто так!

— Надо будет ключи у тебя запасные забрать, тебе они на всякий случай оставлялись, а не для того, чтобы ты врывалась сюда без приглашения.

Сестра смотрит на меня очень внимательно, примерно как люди смотрят на фото серийных убийц, напечатанные в газете.

— Твой Ваня жаловался Кольке, что у тебя мужик появился.

Возникает пауза. Она осматривает меня. Всё ещё надеется, что я начну отнекиваться, рассмеявшись, но я , конечно же, этого не делаю. И понимаю свою ошибку. Надо было унести букет, но я малодушно тянула, и вот она пришла сюда и обнаружила его. Я ничего не отвечаю, она и так догадывается:

— Доигрался, придурок, блдь, в танчики! — громко вздыхает родственница, театрально всплеснув руками.

Маргаритка убегает на кухню, залезает на стул, ищет чашку, чтобы выпить минералки.

Сестра перекрывает мне путь, глядя на меня теперь уже с презрением.

— Цветы от него? — шепчет она, её глаза краснеют и наливаются ненавистью.

— Да.

— Коля сказал, что он Маргариткин учитель.

Я молча отворачиваюсь. Наши отношения с Тихоновым никого не касаются.

Начинаю поправлять куртки, складывать шапки и шарфы.

— Он приходил сюда, пока Вани не было?

— Что ты хочешь услышать?! — резко реагирую я.

— Я выкину это дерьмо на помойку! — имеет в виду мои розы. — Если бы Ваня вернулся раньше? Каково бы ему было? О чём ты вообще думала, когда приняла их?

— Выбрасывай, — прохожу мимо неё, пытаюсь переодется.

— Надо прекратить это и наладить с Ваней, он плакал, Оль! Он раскаивается, что уделял тебе мало времени, он понимает. Он любит вас с дочерью. Ты должна прекратить. Не каждый мужик поймёт и простит. Он готов попытаться, Оль. Это дорогого стоит.

Она садится на стул возле шкафа. Вздыхает.

— Надо было уйти от одного, потом крутить с другим, а так ты как шлюха получаешься.

Останавливаюсь. Её слова неприятно царапают кожу. Кто ж спорит? Так-то она права, конечно, но сейчас это становится призывом к действию. И я, растерянная и разбитая после встречи с Тихоновым, дёрнув на себя дверцу шкафа, достаю чемодан и начинаю собирать вещи. Сестра ходит по квартире, злится, потом возвращается и просит остановиться.

Лера знает, что идти мне некуда. Она тоже живет у мужа. Надо искать какую-то съёмную квартиру, жить среди казённых вещей, мыться в чужой ванной, спать на продолбленном кем-то матрасе. Даже если уходить, надо всё это как-то объяснить дочери, она девочка хорошая, но совершенно точно устроит истерику.

Если бы Тихонов позвал, предложил что-то серьёзное, но я ведь не одна, у меня дочь, обожающая отца, а Тихонов ещё даже официально не развёлся. Да мы едва знакомы, ему хочется развлекаться, а не получить себе на шею развёденку с прицепом. Да господи ты боже мой, у него может быть сотня таких же любовниц, как я. Где гарантия, что я единственная? Он ни разу не заикался о чём-то серьёзном. Я как вспомню то, что говорили о нём вахтёрши, руки сами собой опускаются.

Лера занимается моей дочерью, а меня спасает телефон: чтобы не свихнуться окончательно, я начинаю принимать все эти приглашения в мамочкины чаты, активно интересуясь делами класса. Лучше это, чем думать о том, что делать дальше.

* * *

Удивительно, как много всего надо купить для того, чтобы дети могли просто читать букварь пять раз в неделю. Тут и фартуки какие-то нелепые с цветочками, и одноразовые стаканчики, и вода литрами, и туалетная бумага, а ещё, оказывается, нужно очень много бумажных полотенец и совершенно немыслимое количество одноразовых перчаток. И это я не беру в расчёт бесконечные цветные распечатки и дикий сбор макулатуры. Где, мне вот очень интересно, мы должны выкопать пятьсот килограмм макулатуры от класса за первое полугодие? Это что за нормы такие стахановские? Ограбить бумажную фабрику?