Охотник за смертью Судьба - Грин Саймон (2005)

— Пойми, — убеждал ее Роберт, изо всех сил стараясь не сорваться на крик, — в этой войне я видел гибель множества достойных мужчин и женщин. Смерть и страдания не могут быть развлечением или забавой! Это всегда горе, не говоря уже о том, что хорошие бойцы гибнут понапрасну. Если уж они так охочи до битвы, пусть вступают в вооруженные силы и отправляются сражаться с настоящими врагами. Благо, таковых у нас более чем достаточно. И уж позволь мне заметить, что при всей твоей увлеченности этой «забавой» я что-то не припоминаю, чтобы ты прицепила меч и сама вышла сразиться на арену.

— Да, не видел и не увидишь. Гладиаторы не такие, как все мы, но именно это и делает их настоящими героями. Ради нас, своей публики, ради чести, славы и поклонения они ставят на кон свои жизни.

— Спору нет, среди них попадаются подобные психопаты, равно как и кровожадные маньяки-убийцы. Но таких немного. Большинство же выходит на арену ради денег, это их шанс выбиться из беспросветной бедности. Единственный шанс сделаться богатыми и знаменитыми. Слава в этом сомнительная, а чести нет никакой!

— Все ясно, — холодно сказала Констанция. — И чего ты хочешь от меня?

— Да ничего, — ответил Роберт после затянувшейся паузы. — Просто довожу до твоего сведения, что ты заблуждаешься.

Жених и невеста с вызовом уставились друг на друга: ни он, ни она не отводили глаз. Тоби затаил дыхание и тихонько молился об одном: лишь бы только не подвела Флиннова камера.

Воцарилось такое напряжение, что казалось, будто сам воздух в помещении сделался плотным, хоть ножом режь.

Неизвестно, чем могло бы все это обернуться, но тут распахнулась дверь, впустив напористого представителя Парламента.

Роберт и Констанция повернулись на звук одновременно и хмуро уставились на вновь прибывшего. Тот помедлил, но, совладав с замешательством, быстро шагнул вперед и вручил Роберту пакет, запечатанный восковой печатью Парламента. Роберт насупил брови, сломал печать и прочел сообщение. Констанция стояла рядом с ним, чуть ли не зримо излучая раздражение. Под конец лицо Роберта утратило всякое выражение: покончив с чтением, он медленно опустил руку с посланием и некоторое время смотрел в никуда. Потом жених встрепенулся, поднял глаза и кивнул:

— Подожди снаружи. Я выйду к тебе через минуту.

Едва за парламентским посланцем закрылась дверь, Констанция взорвалась снова:

— И не думай! Ты понял, что проигрываешь мне спор, и решил смыться под каким-то дурацким предлогом! Что может быть такого важного?..

— Мне надо идти, — прервал ее Роберт. — Я люблю тебя, Констанция.

Наклонившись вперед, он прошептал ей на ухо несколько слов. Никто их не расслышал, но все увидели, как от лица Констанции отхлынула кровь. Она схватила его за руки с таким отчаянием, словно намереваясь удержать, но Роберт, поцеловав ее в лоб, мягко высвободился и торопливо вышел.

Дверь за ним тихонько закрылась. Констанция растерянно огляделась по сторонам, потом заметила работающую камеру Флинна и с весьма решительным видом направилась к Тоби.

— Немедленно скажи мне, что все это не пошло в прямой эфир. Если, конечно, хочешь сохранить голову на плечах.

— В нашем контракте прямо оговорен запрет на прямой эфир, — хмуро ответил Тоби. — Мы просто ведем запись. Возможно, тебе захочется сказать несколько слов для нашей огромной аудитории.

— Нет, черт возьми, не захочется! А сейчас опусти камеру и вынь пленку.

— Ты, наверное, шутишь, — возразил Тоби. — Это первая по-настоящему интересная запись, которую удалось сделать. Я ее не отдам. Здесь вы оба выглядите не разряженными куклами, а живыми людьми.

— Отдай мне пленку или следующий репортаж будешь делать без зубов. Я тебе их вышибу.

Тоби задумался, но, вспомнив, что она носит фамилию Вульф, вздохнул.

— Даже во время восстания мне не приходилось работать под таким неприкрытым давлением. Может быть, мы могли бы обсудить...