Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Взглянув на часы, я увидела, что опаздываю. Махмуди вернется из больницы еще не скоро, но я должна быть дома в пятнадцать минут второго – к приходу Махтаб из школы. Поэтому я извинилась и заспешила на улицу, чтобы пуститься в долгий обратный путь.

Около половины второго, подбежав к дому, я увидела Махтаб, стоявшую у запертой калитки, по щекам у нее текли слезы.

– Я думала, ты уехала в Америку без меня! – всхлипывая, проговорила она.

Как же мне хотелось рассказать ей о том, где я была и что должно произойти! Но сейчас, более чем когда-либо, я не имела права на откровенность. Заветный миг близился. Надо было соблюдать сверхосторожность. Ей будет так же трудно скрыть свою радость, как и мне.

– Я никогда не уеду в Америку без тебя, – уверила я ее. Мы вошли в дом. – Махтаб, пожалуйста, не говори папе о том, что я пришла позже тебя.

Она кивнула. Ее страхи рассеялись, и она побежала играть. А я тем временем, лихорадочно прокручивая в голове сегодняшнюю информацию, спрятала документы под чехол на кушетке в гостиной и попыталась придумать что-нибудь в оправдание своего радостного возбуждения.

Я придумала и позвонила Элис.

– Давай отпразднуем День благодарения у нас. Мы вместе приготовим ужин. Пригласим Шамси и Зари, и я познакомлю тебя с Фереште.

Элис тут же согласилась.

Прекрасно! – подумала я. Меня здесь не будет, но надо создавать видимость обратного.

Когда ближе к вечеру Махмуди вернулся домой, он нашел меня в прекрасном расположении духа.

– Мы с Элис решили отпраздновать День благодарения! – объявила я.

– Замечательно! – отозвался Махмуди. Индейка была его любимым блюдом.

– Надо купить на базаре индейку.

– Вы с Элис с этим справитесь?

– Конечно.

– Ну и славно.

Махмуди сиял от радости – его жена светилась счастьем, и можно было с надеждой смотреть в будущее.

* * *

В течение последующих нескольких недель, пока Махтаб была в школе, а Махмуди принимал больных, я, окрыленная, носилась по Тегерану словно школьница. Вместе с Элис мы искали редкие продукты, чтобы приготовить ужин на День благодарения.

Элис была поражена моей способностью перемещаться по Тегерану, выспрашивая дорогу у прохожих. Она тоже не любила сидеть дома, но одна не отваживалась соваться в город. Возглавляемый мною поход на базар – за индейкой к праздничному столу – доставил ей массу удовольствия.

Дорога заняла у нас больше часа. Миновав огромную арку, служившую входом, мы очутились в море бурных красок и звуков. Растянувшийся на множество кварталов и расползшийся вширь базар вмещал в себя сотни торговцев, на все голоса расхваливавших свой товар. Чего тут только не было! Толпы людей сновали взад и вперед, толкая перед собой тележки и переругиваясь друг с другом. Здесь было много афганцев с тяжеленной поклажей на спинах, в мешковатых, сморщенных штанах, присборенных на поясе.

– Этот базар занимает целую улицу, – объяснила я Элис, – и здесь есть все продукты. Рыба, курица, индейка – любое мясо.

Мы пробирались, проталкивались и протискивались сквозь орущую, зловонную толпу до тех пор, пока не добрались до нужного переулка. Наконец-то мы нашли ларек, где с потолка свисало несколько тощих индеек. Они были лишь частично выпотрошены и ощипаны, на перьях виднелась уличная грязь, но, увы, выбирать не приходилось. Я хотела купить пятикилограммовую птицу, но самая крупная тянула только на три килограмма.

– Давай сделаем еще и ростбиф, – предложила Элис. Купив индейку, мы направились домой.