Испытание верностью - Арина Александер (2020)

Он улыбнулся, откинувшись на спинку стула, и посмотрел на часы:

— Лид, а ну его, мои проблемы. И твои, кстати, тоже. Что мы сидим, как захудалые старперы и сопли дуем. У нас не так много времени. Пошевеливайся, если не хочешь, чтобы к двенадцати я превратился в крысу.

Не смотря на натянутые между нами отношения, я рассмеялась, окинув взглядом подмигнувшего друга, и вышла в спальню, чтобы сменить костюм на легкое трикотажное платье. Серёжка он такой, нигде не пропадет. Будет у него ещё таких Наташек целый вагон. Тимохина сразу заприметила, что любовью там и не пахнет, по крайней мере, со стороны Тарановского. А я, наивная, будучи самой втресканной по уши, во всем подряд видела прикосновение Амура.

— Куда едем? — поинтересовалась через десять минут, смутившись под загоревшимся взглядом.

Серёжка ждал меня у входной двери в наброшенной на плечи ветровке.

— В «Яблоньку».

— А нас туда впустят? Мы как-то по возрасту не кодируемся, — рассмеялась, вспомнив нашу любимую с детства кафешку.

— Впустят. Я договорился.

Что мне всегда нравилось в Тарановском – так это его способность быстро переключаться с одной темы на другую. Он никогда не ныл, не делал из мухи слона, быстро отходил от любой проблемы и имел невероятное чувство такта. Но даже он, не смотря на весёлый, игривый тон иногда словно проваливался в себя, выпадал из реальности, спрятав глубокую задумчивость за мимолетной, приправленной горечью улыбкой.

Я уже и забыла, когда в последний раз была с ним в кафе, чтобы вот так, как в старые времена, полакомиться малиновым пломбиром и посмеяться от души.

— А помнишь, как мы ехали на моем мопеде, и тебя за язык укусила пчела? — нарыл он в глубинах памяти компромат на меня.

— Ха-ха, обхохочешься. Я, между прочим, тогда думала, что умру от нехватки воздуха, настолько опух язык.

Тарановский не сдержался и заржал на всё кафе. Если так пойдет и дальше, то нас выгонят к едреной фене. И так смотрелись нелепо среди бегающей вокруг ребятни. «Яблонька» отличное кафе, ни капельки не изменившееся за прошедшие годы. Светлое, просторное, пропитанное ароматами сладкой выпечки и всевозможных сладостей, только… у меня сложилось впечатление, что мы пришли сюда не отдохнуть, а заесть фруктовым сиропом собственные проблемы.

— Да, да, я помню как ты мугыкала, тыча пальцем себе в рот.

— Кто бы говорил, — я вытерла слёзы и тоже вспомнила одну весьма интересную историю. — А у кого треснули по шву шорты средь белого дня? Мой язык никто не видел, а твои трусы созерцало полдвора.

Серёжка подался ко мне, перегнувшись практически через весь стол:

— Во-первых, мне тогда было шесть лет, а во-вторых – не подскажешь, из-за кого произошла та катавасия?

Смех погас на моих губах, оставив только улыбку, а глаза заволокло лучистой дымкой.

— Из-за меня. Мне тогда жуть как захотелось абрикос и ты выдрался на самую высокую ветку, чтобы сорвать самых спелых. А потом тебя заприметил дядя Гриша, и ты рванул через забор, едва не лишившись детородного органа.

И снова наш смех сотряс разрисованные сказочными персонажами стены. На нас уже косились официантки. Тарановский в извиняющем жесте поднял руки и заверил, что мы больше не будем, тем более следующая фраза, которую он обронил, заставила меня в смущении опустить глаза.

— Лид, почему всё так? Почему мы не можем стать прежними?

Я сжала край платья, прогоняя хорошо знакомое ощущение разбитой надежды, и тихо ответила:

— Потому что мы выросли. Потому что прошлого не вернуть. Сейчас мы должны сами отвечать за свои поступки.

Серёжка потянулся к карману ветровки, видимо, за сигаретами, а потом разочаровано выдохнул, покосившись на детишек.

— Жаль, да, — криво усмехнулся, — что прошлого не вернуть?

— Жаль. Я бы многое изменила.