От требовательного стука в дверь очнулся и только сейчас обратил внимание, как по запястью на стол капля за каплей стекала кровь. Перевел взгляд на лопнувший в руке стакан и несколько секунд рассматривал его осколки. Надо же, как накрыло. Даже не почувствовал.

Стряхнув окровавленное стекло в мусорное ведро, пошел открывать дверь. Как закрылся изнутри, не помнил. Он вообще ничего не помнил: ни как приехал в офис, ни как посылал всех подряд, без разбору. Только застывшие перед глазами некие стоп-кадры не давали возможности обезуметь основательно. Они удерживали на плаву подсознание, не позволяя захлебнуться в противоречивых чувствах.

— Егор, ты что творишь? — ворвался в кабинет Дударев, как только услышал характерный щелчок и изумленно присвистнул, поражаясь масштабам царившей вокруг разрухи. — Твою ж мать… — выругался, махнув перед лицом папкой с документами, прогоняя стоявший плотной стеной сигаретный дым. — Это что за херня?

Студинский безразлично сдвинул плечами и достал с верхней полки аптечку. Вал заторможено проследил за его действиями, не понимая, в чем причина подобного состояния в рабочее время.

— Да подожди ты! — швырнул документы на стол и, выхватив у Егора бинт, помог сначала наклеить на порезы лейкопластырь, а уже потом наложить повязку.

— Спасибо, — Егор вернулся в кресло, положив перебинтованную ладонь на стол, и на несколько секунд прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. — Что там у тебя? — безучастно кивнул на документы.

Дударев отодвинул стул и присел как можно ближе к другу, взволновано уставившись на поврежденную конечность.

— Для начала – ты рассказываешь, что случилось, потом мы вместе решаем «это», а уже потом занимаемся «Углем».

Егор хмыкнул, подвинув к себе папку.

— Не бери в голову. Так, мелочи жизни.

— Мелочи? — Вал ещё раз обвел глазами разгромленный кабинет. — Признаюсь, когда мне позвонила перепуганная Александровна и попросила срочно приехать, я и подумать не мог, что всё настолько серьёзно. Егор, может, пришло время поговорить?

— О чем?

— О тебе и… Лиде.

Егор поднял тяжёлый взгляд, саркастически усмехнувшись. Не думал, что Вал настолько проницателен.

— У меня и без Матвеевой проблем выше крыши.

— Кому ты втираешь? Мы сколько лет дружим? Пятнадцать?

— Ну и?

— Что «ну и»? Меня не проведешь. Как только она вошла в твою жизнь, так и начались эти качели. По себе знаю – только баба способна довести до подобного состояния. Харе мучить и себя, и её. Или отпусти, или…

— Или? — не заметил, как сжал руку. Свой личный Апокалипсис привычней пережить в одиночку. Не нуждался в психотерапии. Не сейчас, уж точно.

— Или признайся, что любишь, — выдохнул Дударев, наконец, озвучив то, что уже давно понял. Вопрос, хватит ли смелости у Егора подтвердить сказанное. Это не легко. Не просто признаться в любви к предавшей тебя женщине.

Егор молчал, понимая, что неравный бой с самим собой он уже давно проиграл. Когда? Да с самой первой встречи. Как увидел спящей в кресле, так и проиграл. Сколько не доказывал обратное, сколько бы не злился, а очевидное не скрыть. Ни Михеевой, в которою вцепился, как утопающий за соломинку, ни азартными играми, ни выпивкой – ничем не мог искоренить проклятое чувство. Для него это не Америка. К сожалению, нет. Для него это целая жизнь, которую придётся переосмыслить.

Эти странные мысли захватили его в плен лишь на короткий миг, а словно вечность прошла.

— Лида ждет ребёнка, — сказал вместо признания. И так всё ясно. Пора пылких речей и клятвенных обещаний осталась в далекой юности. Сейчас о чувствах говорят не слова, а поступки.

Дударев удивленно поднял брови.

— Это так проявилась твоя радость? — кивнул на проступившие на марле пятна крови.

— Угу. Радость.

— Хочешь сказать, что не рад?