Ренни - Джессика Гаджиала

— Не называй меня ангельским личиком, — сказала она пустым тоном, как всегда, когда просила кого-то не называть ее ласково. Это был коленный рефлекс. Она говорила мужчинам, чтобы они не делали этого все время. Почему, я не был уверен. Но это была лишь одна из многих вещей, которые я хотел выяснить о ней.

Она удивила меня, протянув руку, забрав связку ключей и отвернувшись. Это произошло так быстро, что я едва почувствовал ее прикосновение. Очевидно, она была из тех женщин, которые «срывают пластырь».

Мне это понравилось.

— Ты идешь? — Спросила она, не глядя на меня, когда повернулась к двери в новый гараж, где мы припарковали пуленепробиваемый внедорожник, чтобы нам не пришлось выходить на открытое место и рисковать быть застреленными, прежде чем мы сядем в безопасную машину.

— Конфетка, я бы последовал за тобой на пасеку, покрытую медом, — сказал я, идя в ногу за ней. — Я знаю, знаю, — сказал я, когда она замолчала, направляясь к водительскому сиденью, — тебя поразил мысленный образ меня без рубашки и покрытого сладким, липким…

— Ренни, — оборвала она меня, поворачиваясь лицом ко мне на пассажирском сиденье.

— Да? — спросил я, когда она ничего не сказала.

Она замолчала на секунду, как будто потеряла ход своих мыслей. И я знал, что она либо должна была, либо не хотела признаваться в том, о чем думала, потому что она неуклюже споткнулась: — Не называй меня конфеткой, — прежде чем щелкнула ремнем безопасности, развернув машину и нажав кнопку гаражной двери.

— Я могу это сделать, — признался я. У меня заканчивались прозвища для нее. Каждый раз, когда она отвергала одно из них, я соглашался не называть ее так. И я больше этого не делал. Ей нравились ее границы. И если я собирался узнать ее более плотским способом, я должен был уважать их. Даже если моя конечная игра состояла в том, чтобы, наконец, узнать ее достаточно хорошо, чтобы вырвать преграждающие знаки и выбросить их. — Итак, — сказал я, когда мы ехали по городу в полной и абсолютной тишине, — какую музыку ты любишь?

— Просто сдайся, Ренни, — сказала она почти грустным тоном.

— Если ты искала какого-нибудь легкомысленного бету, Мина, то вхождение в комплекс МК, вероятно, было не самым умным твоим шагом.

— Я не искала никакого мужчину, — сказала она, на долю секунды скосив на меня свои чертовы гипнотические карие глаза. — Я выполняла работу. Я пытаюсь выполнить работу. Ты просто пытаешься…

— Сделать тебя горячей, потной и голой подо мной?

Она на самом деле немного фыркнула на это, вероятно, не ожидая этого, и я увидел, как ее редкая улыбка осветила ее профиль. — Я хотела сказать, смешать бизнес и удовольствие.

— Я тоже так сказал. Но в лучшей версии, — сказал я, тоже улыбаясь, когда мы свернули на тропинку к пристани, где находилась «Фалилья» — темно-синее здание, стоящее на сваях в воде, с гигантской террасой, на которой мне еще только предстояло сидеть и есть или пить. Прожил в городе много лет и до сих пор почти не видел достопримечательностей.

Из всех парней в лагере я, вероятно, меньше всего знал семью Грасси. Я знал о них. Я знал, как работает их бизнес. Но, может быть, за все те годы, что я прожил рядом, я обменялся с ними всего несколькими словами. Мы просто не часто соприкасались локтями.

Существовала иерархия преступников, как и в любом обществе. Наркоторговцы, банды, сутенеры — все это дерьмо было на самом дне. Затем, где-то посередине, у вас были свои торговцы оружием, картели, подпольные азартные игры и все такое. Выше у вас были свои устоявшиеся синдикаты: мафия во всех ее разновидностях — итальянская, русская, ирландская и т. д.

Таким образом, семья Грасси с их доками и их ценностями итальянской мафии старой школы была на пару ступеней выше нас, байкеров, торгующих оружием. Они одевались, вели себя и общались как таковые. Ты точно не наткнешься на Луку или Маттео у Чаза в пятницу вечером.