— Ева не успела помириться с отцом.

Он отстранился, и я почувствовала, как кожа на шее, обласканная горячими губами, начала остывать.

— Но при чем тут я? Как я могу сделать это за нее?

Задавая этот вопрос, я резко развернулась. Я хотела видеть лицо Клима. Теперь я стояла перед ним на коленях и напряженно вглядывалась в мерцающие в полумраке глаза.

Клим с сожалением выпустил меня из своих рук. Откинув голову, он с затаенным удовольствием рассматривал меня. Ему нравилась моя горячность.

— Ты можешь подарить старику успокоение. Ева хотела бы этого.

Горящие черные глаза впились в мое лицо. Я чувствовала, как голова начинает кружиться.

— Каким образом? — отрывисто спросила я.

Клим на секунду прикрыл глаза, затем открыл их и медленно проговорил:

— Он одинокий старик, который потерял единственную дочь. Просто дай ему возможность выговориться.

Я с силой сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Я не священник, черт возьми, и не психолог! И даже не Ева, как бы они этого не хотели! Зачем меня впутывают во всё это?

— Из-за чего они поссорились? — резко спросила я.

Я знала, как звали погибшую девушку, но не могла заставить себя произнести ее имя. Наши судьбы и так слишком тесно переплелись.

— Отец запрещал Еве встречаться со мной.

Откинув голову, я хрипло рассмеялась. Это действительно было смешно.

Нервный смех сотрясал мое тело.

Я не понимала, чего хочет от меня этот странный парень. Мне казалось, я навсегда застряла в этом доме, и каждый мой божий день будет заканчиваться закатом под старой яблоней и чужими ненавистными руками на теле.

Я не могла успокоиться. Смех уже давно перерос в отчаянные рыдания. Зажав ладонью рот, я выла в голос.

Я всегда боялась показать свои чувства и быть непонятой. Но теперь мне было всё равно.

Я даже хотела, чтобы меня обозвали дешевой актрисой и влепили хлёсткую пощечину. Это отрезвило бы меня. Это вернуло бы прежнюю перепуганную, насмерть зажатую девочку.

Но Клим сделал по-своему. Он обнял меня и погладил по волосам.

До мяса впившись ногтями в собственные ладони, я пыталась воскресить в сердце ненависть и страх, вспомнить о своей несвободе. Я лихорадочно пыталась уцепиться хоть за что-то…

Но горячие ласковые губы и нетерпеливо подрагивающие руки было уже не остановить. Я бы и не смогла. Теперь уже нет.

Глава 17

Я лежала на шерстяном покрывале, беззащитная, обнаженная, дрожащая от рыданий. Клим, склонившись надо мной, лежал рядом на боку. Свою футболку он успел снять и оставался в одних джинсах. В прохладе ночи его кожа казалась обжигающе горячей.

Тяжелой ладонью Клим гладил всё мое тело. Шею, плечи, грудь, живот, бедра, щиколотки. Откинув голову, я смотрела в звездное небо и вздрагивала от каждого прикосновения, не понимая, чего я хочу больше — чтобы это быстрее закончилось или чтобы не заканчивалось никогда.

Темнота обострила мои чувства до предела. Я казалась сама себе сгустком нервных окончаний, тоски, рвущей внутренности, и свирепого дикого желания.

И Клим чувствовал это. Продолжая поглаживать мой живот, он наклонился и поцеловал меня в губы. Чтобы не видеть пылающие черные глаза, я прикрыла веки. Мне нравилась тяжесть навалившегося на меня сильного мужчины. И я презирала себя за это.

Я злилась на свое тело за то, как призывно оно выгнулось, желая подстроиться под Клима и принять его в себе.

Я ненавидела себя за сбившееся дыхание, налившуюся грудь и приоткрытые припухшие губы, неумело отвечающие на поцелуй.

Больно сжав мои запястья над головой, Клим изводил меня долгими тягучими поцелуями. Его язык умело скользил во рту, и мне казалось, что мной уже овладели.

Моя голова кружилась. Жаркие волны разносились по телу. Низ живота сводило от возбуждения.