Сосед года - Ляна Вечер, Ева Есени

— Конечно, есть! Лидочке больше, чем восемнадцать! Ты за кого меня принимаешь, Таня?!

— За старого болвана, которого одурачила молодая аферистка!

— Лида не аферистка! Я на ней женюсь!

— Вот именно! И всё наше имущество на неё перепишешь, а я после твоей смерти останусь с голой задницей!

— Не рановато отца хоронишь, доченька? — мужчина убавляет громкость, в его тоне слышатся ноты горечи. — Умирать ближайшие лет двадцать я не собираюсь. Мы с Лидочкой ещё брата или сестру тебе родим.

— Ещё круче, блин! — Танька окончательно срывается — разбивает что-то из посуды. — Детей с ней настругай! Давай, папа!

— А знаешь, Санёк оказался прав, — отец совсем сникает, — ты ни о чём, кроме денег, не думаешь.

— Если бы я о деньгах думала, я бы попросила тебя всё у Орлова забрать при разводе. А я семью сохранить хочу. Нормальную семью, папочка! А не то, что ты с этой аферисткой замутить собираешься!

— Плевать тебе на семью, Танечка. Ты деньгами сорить привыкла, а зарабатывать не привыкла. Кто-то должен твою карточку пополнять. Я уже давно отказался это делать, вот ты Орлова и душишь.

— Это мужская солидарность или что? — хмыкает Татьяна. — Я не понимаю.

— Это горькая правда. Не таким человеком я хотел тебя воспитать, но, видимо, где-то недоглядел. И сильно.

— Отлично! Вот уже дочь — враг!

— Я не хотел с тобой ругаться. Пригласил тебя и Лиду в ресторан, чтобы вы познакомились. Надеялся, что она тебе понравится. А ты что?

— Что? — фыркает Таня. — Мало я ей шампанского на голову вылила, надо было ещё бутылкой по темечку приложить.

— Вижу, ты не готова к конструктивному диалогу.

— Почему же? Готова. Только условия буду ставить я. Отпиши мне свой дом и фирму.

— Тебе мало завещания?

— Завещание можно переписать или оспорить. Значит так, перепишешь на меня дом и фирму, и я больше слова плохого Лидочке твоей не скажу. И, конечно, никаких детей ты с ней делать не должен, папа.

— Это уже слишком, — выдыхает мужчина.

Тяжёлые шаги из кухни в прихожую. Не выдержала отцовская душа — уходить собрался. Я почти бегом несусь в коридор и замираю у глазка. Таня с папой на лестничной клетке.

— И что, ты вот так уйдёшь? — дочь вцепилась в руку отца. — Мы не договорили.

— Я услышал от тебя всё что нужно, чтобы сделать выводы, — холодно отрезает юрист.

— Какие выводы?

— Ты моя дочь, Таня, и я люблю тебя. Всегда буду любить. Но и Лидочку я очень люблю. Никто не может указывать кому, что и сколько я оставлю после смерти. Даже ты, Таня. И уж тем более не тебе решать будут у нас с Лидой дети или нет.

— Папа, она тебя кинет!

— Мы с Лидой теперь живём вместе. У меня. Надумаешь помириться с нами — приходи. Адрес знаешь.

Юрист освобождает свою конечность и спускается по лестнице.

— Папа!

— А, да… — возвращается. — Чуть не забыл сказать, что я больше не собираюсь помогать тебе изводить Саню. Если он хочет с тобой развестись — пусть разводится.

На этой фразе у меня сердце ухает вниз. Только бы юрист не передумал!

Сжав кулаки, зажмуриваюсь и тихонько пищу. А Танька кроет матом вслед отцу. Так его проклинает, что даже мне становится страшно. Он давно вышел из подъезда, а Таня всё орёт и орёт на площадке.

— Ты тут не одна живёшь, — не выдержав, открываю дверь.

Увидев меня, Татьяна багровеет от злости.

— А-а, слышала всё, да? — её потряхивает. — Обрадовалась, небось? Зря. Я и без отца Орлову жизнь испорчу. Будешь с ним на воде и хлебе сидеть, поняла? — брызжет ядом.

— Без тебя разберёмся, — отзываюсь спокойно. — Кстати, за паркет я тебе платить не собираюсь. Спокойной ночи, — закрываю дверь.

— Коза оборзевшая! Да чтоб ты сдохла! И козёл твой тоже пусть сдохнет!

Пусть порет. Может, Ашот или баба Вера не выдержат и вызовут полицию.

Беру телефон, иду в ванную и, включив воду в кране, устраиваюсь на бортике.