Он поднимается. Крутит крышку, звякает стакан, в него булькает порция успокоительного, которую он залпом опрокидывает в себя.

Лежу не шевелюсь, запоминаю его образ в этой темноте, возле кровати по центру гостиничного номера.

- Ты пойдешь в душ? - он поддергивает рукава, выше обнажая загорелую кожу, контрастную белой ткани рубашки. - А я закажу чай.

- Я не хочу чай.

Не хочу, чтобы меня из этого тягучего состояния что-то выдернуло, кажусь себе трезвой впервые в жизни, ведь минус на минус дает плюс, его пьянящие объятия уже давно привели меня в чувство.

- Аня, - он снова плещет из бутылки бурбон. Его голос чужой, с новыми нотами, он пьет, трет руками лицо.

И я вижу, он жалеет, что коснулся меня, поцеловал, сказал на колени встать, не сдержался, он боится, что для меня это не проходная ночь, что я до смерти влюблена.

И он прав.

Глава 5

ОН

Выхожу из номера и прикрываю дверь.

Бурбон не помогает, не расслабляет, я последняя скотина, в одном помещении с ней находиться не могу.

У нее до сих пор взгляд плавает, она утром хоть что-то будет помнить? И как на меня посмотрит, когда в себя придет?

Я лишь забрать ее хотел, чтобы не вляпалась никуда. Подруга, ночной клуб и парни, сценарий банален и стар, как мир.

Я спас ее. И бедствием для нее стал сам.

В ресторане заказываю крепкий чай. Барабаню пальцами по стойке, смотрю на часы. Она выпьет чай, уснет, я уеду и...

Что дальше.

Чертово слово "завтра" сверлит мозг. Бросаю взгляд за окно, там темно, еще несколько часов до рассвета.

И если провести это время с ней, не уезжать. Несколько часов - у меня же целая вечность в запасе, гораздо больше, чем было, душная синяя ночь, и в воздухе что-то вязкое, плетется, путает, тянет туда, к ней. Ведь так говорится, кто сильно страдает, тому завидует дьявол, и выдворяет его - на небо.

Пальцами давлю переносицу.

Я не хочу уезжать. Разобьюсь по дороге, точно, я знаю, я думать ни о чем, кроме нее не могу, я заболел.

И это смертельно.

Забираю чашку с чаем, разворачиваюсь.

- Вау, как неожиданно. Ты пришел, - на пути вырастает Наташа, как елочная гирлянда светится. Ловит меня за руку, смотрит на ладонь с полустертой надписью, в какой номер я должен был зарулить.

Ведь была же подсказка.

Бывшая коллега, нормальная женщина, взрослая, о которой забыл бы сразу, как кончил.

Но я выбрал другую. Босую, с синяком на коленке, подпевающую радио.

Во времени отматываю, и серая усталось наваливается, черная скука, взворваться готов, смотрю на Наташу и хочу сделать ей больно, за волосы в туалет, заткнуть рот и отыметь, как шлюху, она же напрашивается, а мне нужно лекарство.

Чтобы не возвращаться туда.

Высвобождаю руку и шагаю между столиками.

- Интересно, - ее каблуки стучат рядом. - Я думала, мы вина выпьем, зачем чай?

- Это не тебе, - выхожу из ресторана, двигаю челюстью. - Я не один здесь.

- А с кем?

- Наташа, - останавливаюсь, носом медленно втягиваю воздух. - Потеряйся.

Ее брови в изумлении поднимаются, она открывает рот.

Считаю секунды, равняю дыхание, эта дура что, не видит, не замечает, ей надо пропеллер в задницу и уматывать от меня нахрен, я не в себе, с ума схожу, у меня горячка.

В таком состоянии люди с катушек слетают. Прыгают с крыши, уходят жить в пустыни, познают вкус убийства.

Наташа истерит под ухом.

Не слушаю. Наблюдаю, как Аня за перила держится, по лестнице спускается. Не пошла она в душ, как я ей сказал, она сбегает, двенадцать, золушка, все такое.

Стряхиваю руку, удерживающую мой локоть, шагаю по ступенькам, с чаем наверх, навстречу к ней.

- Аня, разворачивайся, - преграждаю ей дорогу. - Вот чай.

- Я не хочу.

- Куда ты пошла?

- К Кристине поеду.

- Я подвезу.

- Я сама.

- Одна не поедешь.