Жизнь за гранью - Энн Малком

Он брал меня жестко, но медленно, каждый удар был обещанием, клятвой. Его губы слегка коснулись моих, в то время как глаза, казалось, захватили мою душу и заклеймили ее своим притязанием.

— Я люблю тебя, — прошептала я, не в силах сдержаться. Этот прекрасный момент требовал признания, мне нужно было завершить его.

Хансен замер, нависая надо мной и едва касаясь моих губ.

— Детка, думаю, я полюбил тебя в первый момент, когда увидел. Но понял это тогда, когда ты назвала меня «милый» в четыре утра возле здания клуба, — сказал он, снова входя в меня.

Он захватил мои губы, заглушая звуки моего оргазма. Я почувствовала, как он опустошил себя внутрь меня, пока я выжимала его освобождение. Он оставался на мне, во мне, наблюдал за мной. Взглядом говоря одновременно все и ничего. Когда он осторожно вышел, я слегка вздрогнула от образовавшейся пустоты. Он чмокнул меня в нос.

— Сейчас вернусь, — пообещал он.

Я наблюдала, как его мускулистая спина исчезает в ванной комнате, улучив момент, чтобы оценить упругую и тугую задницу, на которую я могла пялиться целыми днями. Этот мужчина с умопомрачительной задницей и прочим великолепием любил меня. Меня. Настоящую меня, и его любовь была обещанием той жизни, на которую я всегда надеялась.

Он вернулся и осторожно обтер меня мочалкой, потрясая интимностью и нежностью момента. Позаботившись об этом, заключил меня в объятия. Мы лежали тихо, на этот раз я была довольна тишиной. Сегодня я сказала достаточно.

— Твоя бабушка, — прервал молчание Хансен стальным тоном. — Это ее ты навещаешь каждую субботу?

Я кивнула. Он знал, что я навещала родственника каждую субботу, не исключением стали и последние две недели, что мы провели вместе, но поскольку раньше я не рассказывала ему всю историю, то не стала вдаваться в кровавые подробности. Джаггер и Арианна были единственными, кто знал о ней.

— Почему? — спросил он. — Полагаю, эта сука не ценит и не заслуживает твоих визитов, и от меня не ускользает тот факт, что после них твоя улыбка немного тускнеет. Так почему же?

Он ничего не упускал из виду. Последние две субботы он молча наблюдал за мной. Мне требовалось некоторое время, чтобы избавиться от оскорблений и колкостей, накапливающихся за час визита. Так что я не удивилась, что он заметил.

Я пожала плечами.

— У нее больше никого нет. В конце концов, она — моя единственная семья и последняя ниточка, связывающая меня с мамой. Я просто чувствую, что должна, понимаешь? Что я была бы плохим человеком, если бы этого не сделала, — добавила я.

Хансен помолчал, затем сказал:

— Детка, у тебя есть семья. Та, которую ты выбрала, она прикроет твою спину, несмотря ни на что. Кровь ни хрена не значит, когда эта связь становится прогорклой. Кровь может связывать, когда больше ничего не осталось, ничего хорошего. Клуб сильнее этого, потому что он — семья, которую ты выбираешь и которой принадлежишь. Ты — не плохой человек. Ты вытерпела то дерьмо, через которое она заставила тебя пройти, и все еще навещаешь старую летучую мышь? Да ты святая. — Его голос звучал слегка дразняще, но за ним скрывалось нечто более серьезное. — Я не хочу, чтобы ты к ней ходила, потому что все, что омрачает твою прекрасную улыбку… я хочу увести тебя от этого, защитить. Но выбор за тобой, детка. Я буду рядом, несмотря ни на что.

Я улыбнулась ему и улыбнулась про себя. Нет, просияла. Каждой частичкой.

Глава 7

— Я не перееду, — твердо заявила я.

Лицо Хансена посуровело.

— Почему, черт возьми?

Я всплеснула руками, невольно разбрызгивая при этом соус для спагетти. Капли попали на стену, к счастью, Хансен смотрел на меня, а не на то, как я порчу обстановку. Я решила вести себя, как ни в чем не бывало. Что в данный момент равнялось легкому раздражению.