Сломанные - Маргарита Абрамова

Я прекрасно помнила эти чувства. Будучи подростком, лишиться самого близкого человека. С мамой они были близки. Легко было с ней делиться. Такой она была человек, что невозможно не отрыться и довериться. Даша знала девчонок скрытных, но сама к их числу не принадлежала. До момента кончины мамы. Тогда общительная домашняя девочка, облюбленная родителями, окутанная маминой заботой и нежностью, обозлилась на весь мир, закрылась от него.

Учиться не хотелось, ничего не хотелось. Но больше всего не хотелось видеть эту жалость в глазах учителей и одноклассников, постоянное напоминание, что со мной что-то не так. Да и не все дети добрые, есть те, кому совершенно не знакомо чувство сочувствия. Грубость и бахвальство. Не желала общаться ни с теми, ни с другими. Могла неделями не посещать уроки. Поначалу на это закрывали глаза. Давали время пережить. Но время шло, а ничего не менялось. Чем больше ничего не делаешь, тем сильнее тебя утягивает апатия. Забиваешь на всё, нет тебе ни огорчений ни радостей. Свидания или даже переписки через мессенджеры ее не интересовали. Глупые мальчики тем более. Ей не нравилось если подходили общаться. Эти улыбочки и комплименты. Да шли бы они все...

Папа приходил домой под вечер. При мне он пытался держаться, но в день рожденья мамы, до которого она не дожила пару месяцев, он не сдержался. Ревел вместе со мной, выплескивая эту боль наружу. Исцеляя и очищая себя. Слезы слезами, но эта помощь ненадолго. Эта тяжесть возвращается и поселяется как основательный житель в сердце с постоянной пропиской.

Я при отце изображала, что все нормально, как может в нашей ситуации, точнее будет сказать, изображала видимость деятельности. Он не сомневался, знал, что мне еще тяжелее, не знал чем помочь, задерживался на сменах, а я особо и не ждала его возвращения, мне было всё равно. Могла приготовить что-то на ужин, могла не делать этого. Отсутствие еды его бы не сильно огорчило, скорее, он бы не обратил на это внимания. Так мы и были два близких и далеких одновременно. Увязших в своем горе, но не помогающим друг другу из него выбраться. А из болота выбраться самому, без помощи, практически не возможно.

Анастасия Борисовна, мой классный руководитель, долго терпела, но пускать все на самотек не стала. Вела долгие беседы с отцом, они ни к чему не приводили. Тогда она взялась непосредственно за меня - насильно записала меня на дополнительные секции, обязательные подготовки к экзаменам и лично контролировала все посещения. Становилось стыдно, да и отговорок столько не придумаешь, поэтому приходилось ходить. Сейчас за всё, что она сделала, благодарна ей. Не знаю, что было бы, если бы она просто прошла мимо моей проблемы, дотянула бы спустя рукава на удовлетворительных оценках выпускные классы и отправила бы на все четыре стороны.

Кроме учебных факультативов, я была направлена на рисование, а также девчонкам в нашем танцевальном коллективе требовались участницы. Танцевать я особо не любила, не знаю зачем согласилась. Наверное, наперекор себе. Если художник во мне жил с детства, пусть скромный и не гений, всегда любила рисовать, особенно хорошо удавались портреты.

Это были обычные школьные творческие группки. Русские народные ставили часто и конечно вальс. Но мне нравилось. Выкладывалась по полной, разряжалась, отдавая лишнюю негативную энергию, чувствовала себя лучше. Тело выключало мозги. Есть только ты и музыка, ну и твои партнерши. Есть что-то в синхронных движениях. Заставляет зрителей не отрывать взгляда от сцены. С девчонками я поддерживала общий контакт, ни с кем сильно не сближаясь, но и ни с кем не конфликтовала. Приятельницы были, довольно хорошие, но не близкие подруги, которым можно излить душу.