— Да, семь лет назад, до того, как ты стала танцовщицей в Вегасе, а потом липовой девушкой миллионера, — напомнил он. — Айви, милая, три дня назад у тебя не было даже теннисных туфель. Теперь ты говоришь, что собираешься подавать напитки за зарплату меньше минимальной и чаевые в маленьком городке?

Еще одна веская причина, что я начала находить раздражающим.

Я решила сохранять спокойствие, быть рациональной и слегка задействовать эмоциональную манипуляцию.

— Дорогой, — тихо сказала я, — мне нравится дом таким, какой он есть.

— Детка, — мягко ответил Грей, — я рад, но это барахло исчезнет, и, поверь мне, ты это даже не заметишь.

Вот так, с ковбоем эмоциональные манипуляции не работали.

— Тебе так сильно нужны деньги? — осторожно спросила я.

— Какое-то время мы будем в порядке, но потом спокойная жизнь закончится, пока мы не соберем урожай, а кобылы не ожеребятся, чтобы их потомство можно было продать, а это случится почти через год. Так что, да. Если продам хлама на семнадцать тысяч долларов, нет. И тогда мы вздохнем спокойно.

И тут разговор перешел к его дядям, и, да, именно я перевела его в ту сторону.

И я сделала это, решительно заявив:

— Тебе нужно поговорить со своими дядями.

Грей откинулся на спинку стула.

— Что?

— Тебе нужны деньги, они должны их тебе дать.

— Айви, этого не будет.

— Почему, потому что они придурки?

— Поэтому и еще потому, что я бы не взял ни цента ни у одного из них.

— Грей...

— Серьезно, Айви, не лезь туда.

Кажется, я действовала не так осторожно, как думала, и тогда меня осенило, что это действительно не мое дело.

— Ты прав. Это не мое дело. Это твой дом, твоя земля, твои деньги. Мне не следовало упоминать об этом.

Я сказала это примирительно, явно отступая, но, опять же, совершила ошибку, и сразу поняла это, когда глаза Грея сузились, и комната наполнилась его раздраженным настроем.

— Мой дом, моя земля, мои деньги? — спросил он тихим, но не мягким, сладким, голосом. Другим тихим голосом. Который показывал, что он взбешен.

Я ничего не понимала.

— Ну, да.

— Ты спишь в этом доме? — спросил он.

— Ну, да, — повторила я.

— Ездишь за продуктами в магазин и возвращаешься в дом, который стоит на этой земле?

Я видела, куда он клонит.

— Да, Грей, но...

— Включаешь горелку на плите, газ в которой оплачен моими деньгами?

Я наклонилась к нему.

— Грей...

— Ты здесь, Айви, ты моя девушка, живешь в этом доме. Это твой дом, твоя земля, то, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, все это, включая мои деньги, все, что от них осталось. Ты сидишь за этим столом после ужина третий вечер подряд, но твоя задница должна была сидеть здесь каждый вечер в течение семи лет. К сожалению, это началось только сейчас. Ты найдешь свой путь в Мустанге, каким бы он ни был. Не хочешь убирать стойла — не убирай. Как я уже сказал, ты подыщешь в Мустанге то, что тебе подходит, но также отыщешь это и здесь, в этом доме, на этой земле... со мной.

— Хорошо, — тихо сказала я.

— Хорошо, — ответил он, все еще раздраженно, и отчасти я его понимала, потому что все эти семь лет должна была сидеть с ним за этим столом, и я чувствовала эту потерю так же остро, как и он.

Но я понимала не все.

Поэтому, осторожно начала:

— Итак, э-э… ты хочешь сказать, что мое место здесь...

Все еще злясь, Грей оборвал меня:

— Да. Именно это я и хочу сказать.

— Милый, я еще не закончила.

Он уставился на меня.

Что-то новенькое, после целого дня кропотливого труда на ранчо Грей мог вести себя, как сварливый ковбой-мачо.

Я попробовала еще раз.

— Я хотела сказать, что ты, очевидно, хочешь, чтобы я чувствовала себя комфортно здесь… с тобой, так почему же я не могу касаться темы с твоими дядями?