Дикарь - Надежда Мельникова

А он открыл кузов, надел перчатки и легко перебрасывает чурки на землю. Как будто они вообще ничего не весят.

Терпеть не могу этого негодяя, но он такой сильный и ловкий, даже в приступе ненависти завораживает. Дальше хуже. Дикарь, очевидно, вспотев от работы, скидывает свою дублёнку. Остаётся в чёрной шерстяной шапке и такого же цвета свитере, который туго обтягивает мускулистый торс. Начинает колоть дрова, дабы сложить их Степановне под навес. И, конечно, зрелище ужасно неприятное. И совсем даже не залипательное. Но как бы там ни было, придётся выполнить свою работу.

Выхожу на крыльцо. Смотрю на него искоса. Жду. Он меня словно вообще не замечает. Можно подумать, он не догадывается, что я всё ещё здесь.

— Заболеть не боитесь? — спрашиваю как можно более равнодушным тоном.

— О, чужачка, я думал ты уже покинула нас! Даже не мечтай убить меня. В руках топор, так что я за себя не отвечаю.

Закатываю глаза. Немного совестно за свою истерику. Он ведь мне ничем не обязан.

— И всё же замерзнуть не боитесь, господин Михайлов? Я бы вам посоветовала одеться. Слышали такую аббревиатуру ИВЛ?

— Искусственная вентиляция легких? Ну куда уж мне, городская дама с бумагами.

Стук, поленья разлетаются в разные стороны. Почему мужики так любят колоть дрова? Наверное, это что-то из древности. Истинная природа прорывается наружу. Периодически.

— Вчера ты хотела меня убить, чужачка, что же изменилось?

— Я и сейчас не против жестоко отомстить, однако, как это ни прискорбно, мне всё ещё нужна ваша подпись.

Усмехается, вытерев потный лоб, закатывает рукава, демонстрируя крепкие, сильные руки, и продолжает колоть.

Закутавшись, спускаюсь с крыльца. Опираюсь о ствол обсыпанной снегом берёзы. Мне нужна эта работа, мне необходимы эти деньги. Как бы он ни был мне неприятен. Он должен всё подписать. И поехать со мной к нотариусу.

В тот момент, стоя у дерева, я даже не подозревала, что дальше всё станет только хуже.

Глава 3

Глава 3

— Уходи! — Перестает работать дикарь, отбрасывает топор в сторону.

Смотрит на меня, как на поехавшую головой. Холодно и совсем не дружелюбно. Степановна о чём-то болтает. А меня так злит вся эта ситуация. Вот что я ему сделала, что он так мрачно глазеет? Не я его на мороз к волкам выкинула. Кутаюсь в расстёгнутую куртку и нервно отираюсь о ствол берёзы. Не могу успокоиться. То отлипаю от коры дерева, то снова к ней.

— Никуда я не пойду! Я не у вас дома и не обязана вам подчиняться! Это гостевой дом, и если хозяйка…

— Уйди, кому сказал! — грубо рычит.

Достал, сил нет. Впрочем, ответить на очередное хамство я не успеваю, дикарь пугает меня. Рванув с места, толкает на снег и валится сверху. Лицом к лицу. И я смотрю на него, полуприкрыв глаза, едва сдерживая рвущее глотку дыхание.

А он грубым движением огромных лап заставляет меня повернуть голову, чтобы я успела увидеть, как с веток одна за одной, будто мы на полосе препятствий с частоколом и лезвиями, падают сосульки. Обледеневшая жидкость в виде заострённой палочки со свистом втыкается в сугроб возле моего бока.

— Надо было дать им воткнуться в тебя.

Опасливо вздрогнув, возвращаюсь к его лицу. Мы продолжаем друг на друга смотреть. И это совершенно неправильно, потому что нельзя ненавидеть и впитывать чей-то образ так тщательно. Это несопоставимые вещи. Однако тяжесть его тела неожиданно трогает тайные струны, пробуждая животные инстинкты.