Закрытое сердце - Натали Вэй (2023)

Помню, как не раз, когда мне было сложно, ты, не бросаясь словами, сжимал мне руку. Давал понять, что ты рядом. Помню, как мы долго молчали, не из-за того, что не о чем было говорить… Так понимали состояния друг , что не могли передать их словами.

Эльчин Сафарли

Опустошение.

Этим словом можно описать состояние, в котором я сейчас находилась.

После ссоры с Глебом я была настолько зла, что мне хотелось крушить стены хрупкого равновесия людей, что невольно встречались на моём пути. Но это состояние вскоре сменилось высокой температурой.

Врач сказал, что я простыла. Смешно. Простыла в июле. В самом разгаре лета.

Это была не простуда, это было нервное потрясение. Но вариант врача был идеален для моей семьи, и я радовалась, что мне не пришлось объяснять им своё неадекватное состояние. Я могла прятаться за ширмой так называемой болезни и вдоволь жалеть себя.

Сегодня шёл пятый день от посещения врача, температура перестала подниматься три дня назад, но я по-прежнему не могла подняться с кровати. Я чувствовала себя обесточенным приёмником неспособным выдавить даже жалких полслова.

Предательство выбило почву из-под моих ног. После ситуации с Марком я обещала себе, что ни один человек больше никогда не сможет сделать мне больно. Как же сильно я ошибалась. Какой же самоуверенной я была.

А ведь я чувствовала, что не стоит связываться с Глебом, и сама же всё глубже забиралась в непроходимую трясину его взглядов, прикосновений, насмешливых замечаний.

Как я могла упустить момент, когда чувства к нему успели прорасти в моём сердце? Это открытие пугало и царапало внутренности железными когтями разочарования.

Дверь в мою комнату с грохотом распахнулась, словно её открыли с ноги. Я перевела усталый взгляд на вошедшего.

Илья тащил поднос с новой порцией еды, которая не лезла мне в горло. Аппетита совсем не было. Хотелось лежать в темноте, и чтобы меня никто не трогал.

– Твою ж! – выругался брат, сгружая поднос на тумбочку. – Ну и какого фига ты опять окна закрыла? Тут же темно как в погребе, – Илья двинулся к окну и раздвинул шторы. Солнце беспощадно ослепило зарёванные и, должно быть, опухшие глаза.

– Если ты не начнёшь есть, я тебя с ложки кормить буду, поняла?

Недовольно поморщилась. Он точно покормит, даже не стоит сомневаться. Я видела, как сильно его расстраивало моё состояние, и как он всеми силами пытался мне помочь, но я словно погрязла в своей печали и не могла собрать себя по частям в единый элемент. Даже с Марком такого не было. Я поревела вечер, напилась до тошнотворного состояния с Таей, а на утро стала двигаться дальше.

Почему сейчас не так?

– Мама блинчики приготовила, как ты любишь, – ободряюще сообщил брат. – Слушай! Предков ты, может быть, и обманешь своей болезнью, но я то вижу, что с тобой что-то случилось.

– Тебе кажется, – ровно ответила я.

– А глаза у тебя зарёванные просто так? А твоё стойкое желание лежать в склепе? Ты за идиота меня держишь? Скажи, кому втащить, я втащу.

Мне стало очень стыдно от своего эгоистического поведения и одновременно хорошо от осознания того, что я не одна и меня любят.

Я приподнялась на кровати и обняла сидевшего возле меня Илью.

– Спасибо. Мне просто нужно время. Я так рада, что ты у меня есть, – прошептала я.

Илья бережно погладил меня по волосам.

– Но ты мне всё же скажи, кому втащить, – не унимался он, и у меня сквозь слёзы вырвался нервный смешок.

– Всё нормально, не надо никого калечить.

– Знай, что моё предложение всегда в силе, – серьёзно сказал брат.

Я громко вздохнула, если бы только ударом по морде можно было решить проблему душевной боли, я бы не раздумывая согласилась. Но насилие лишь порождало насилие. И даже если бы Илья врезал Глебу, я бы всё равно не почувствовала себя счастливой, как прежде.

– А у меня для тебя есть сюрприз, – радостно изрёк Илья.