Цыганская невеста - Яна Лари

– Дура ты, Волошина, – досадливо цедит парень, нехотя отнимая ладонь от моей бурно опадающей груди. В его бесстыжих глазах нет ни капли раскаянья. – И сестра твоя дура. Нашла, кого слушать. Думаешь, её муженёк, месяцами мотаясь по заработкам, на фотки её наяривает? Приедет раз в полгода, малого ей заделает и дальше по миру колесит. Ты так же жить собралась? Объясни, что плохого в моём предложении? Хотеть любимого человека нормально! Ты меня с класса девятого динамишь и я, как видишь, всё ещё рядом. Вот и решай серьёзный я или нет. Только дело ведь не в этом, верно? Для одного из толстосумов ваших себя бережёшь. На кой тебе какая-то любовь, когда у меня за душой ни гроша, только покошенная халупа, мать – безработная швея и батя инвалид. Куда мне с вашими женишками тягаться? В кого ни плюнь – у всех дворцы да мерины. Прости, принцесса, что смел покуситься...

Князев подаётся ближе, яростно раздувая тонкие ноздри и вселяя в душу ещё больше смуты. В его словах есть доля логики, но это ещё не даёт ему права оскорблять ни меня, ни, тем более Дари.

– Уходи. – Толкаю его в грудь, чувствуя, как первые слезинки дрожат на нижних веках, готовые вот-вот перелиться через край. Это наша первая ссора за все двенадцать лет, что мы знакомы и, скорее всего, последняя. – Видеть тебя не хочу.

– Да ради бога! – огрызается Паша, выглядя при этом слегка обескураженным. – И вот ещё, – добавляет, просовывая пальцы себе за шиворот и стягивая через голову цепь с двумя кулонами в виде половинок сердца: платиновый и золотой. – Вечером подарить хотел. А теперь... держи, в общем, на память будет.

Нам с детства прививают умение за пару секунд оценить точную стоимость золотого изделия в любой из трёх местных валют, поэтому мне не нужно смотреть дважды, чтобы прикинуть их непомерную для Пашкиного кармана цену. А наследства Князевым ждать неоткуда.

Испугавшись собственных предположений, я хватаю парня за плечи, со страхом наблюдая за тем, как нервно поджимаются его губы и предпринимаю попытку выяснить, во что он ввязался.

– Паш! Ты, что... кого-то ограбил?

По мере осмысливания вопроса Паша бледнеет на несколько тонов, отчего льдистые глаза начинают сверкать ещё ярче и злее.

– Конечно, специально пару подкараулил, – он ловко отстёгивает золотой кулон и цепляет его на свой шнурок с деревянным нательным крестиком, а платиновый, вместе с изящной цепочкой кладёт мне на ладонь и до боли сжимает мою руку в жилистом кулаке. – Могла бы хоть сделать вид, что задумалась, прежде чем ярлык повесить. Или такой голодранец как я, по-твоему, не способен накопить на что-то дороже пачки сигарет?

Князев прожигает меня взглядом слишком яростным, чтобы промолчать.

– Ты так и не ответил, но зато успел обвинить! Не сердись, я же волнуюсь...

Паша, не дослушав, разворачивается, собираясь уйти, но мне удаётся вцепиться ему в рукав. Он нехотя останавливается, упрямо продолжая смотреть поверх моей головы, и без лишних нежностей, одним рывком высвобождает джинсовую ткань из плена.

– Удачи. Не прогадай с выгодной партией, красавица.

Его улыбка не трогает глаз, и разочарование горечью разъедает маску беспечности, обнажая мужскую обиду.

– Ты ошибаешься, – выдыхаю хриплым шёпотом. Князев всегда был моей отрадой, единственной отдушиной в бесконечном списке запретов, а теперь уходит, оставив меня беспомощно смотреть ему вслед и гадать в какой момент наши безоблачные отношения пошли под откос. Ну и пусть! Пусть бежит на все четыре стороны. Хватит тайных встреч и переписок до рассвета. Так будет лучше для всех. Но, то доводы разума, а сердцу на него плевать, оно рвётся следом, больно ударяясь о рёбра. Наверное, оттого я, срывая голос, кричу ему в спину, то, в чём никому не признавалась прежде. – Я люблю тебя, Пашка! Люблю!

Он не оборачивается.