– Ну, валяй. Ударь ещё! Докажи хозяину свою верность, ты же хорошая девочка. Отрабатывай конуру со всеми удобствами, хавчик элитный, ошейник с брюликами. Фас! – схватив меня за руку, он прижимает её к распоротой чем-то скуле, протяжно стонет в ладонь, вымазывая губы в своей же крови. – Бей меня сколько влезет, полируй ему яйца, только не ври себе. Ты всё ещё любишь меня, ревнивая сучка.

– Ну всё. Вы меня оба задрали.

Прежде чем мозг успел разбить тихий рык Драгоша на варианты ожидающего нас исхода, а рука таки вырвалась из цепкого плена Пашиных пальцев, жилистый смуглый кулак, просвистев перед моим носом, отправляет Князева на пол.

А дальше начинается форменный ужас. Попытки разнять их своими силами бесполезны. Золотарёв словно озверел. В кофейных глазах горящих непередаваемой яростью одно желание – не просто уничтожить, а сделать это максимально зверски.

Беспомощно оглядевшись, выламываю из кладки очередной обломок. Паша к этому моменту успел перейти от непродолжительного сопротивления, к вялым попыткам прикрыть разбитое лицо. Перед глазами тускло блестит спина мужа, покрытая буровато-серым слоем пыли. Я заношу руку... И кирпич выскальзывает из ослабшей кисти. Не могу. Это высше меня. Предательство. Кощунство. Я так часто думала, что готова убить его, а в безвыходном положении оказалась не в состоянии причинить ему даже малую боль.

– Помогите! Спасите! Насилуют!

Высунувшись из окна, высматриваю хоть одного приличного парня, желательно покрупнее, Драгош хоть и вымотанный, а отодрать его от жертвы нужно постараться. Как назло, мой крик услышала только выгуливающая своего пёсика бабуля и двое патрульных, устроивших импровизированный обед на капоте служебной машины. Вот засада. Если моими стараниями нас повезут в обезьянник, то муж меня точно прибьёт. Юркнув обратно, всем весом наваливаюсь ему на спину и, отчаявшись достучаться до остервеневшего сознания как-либо ещё, ору на ухо:

– Уходим! Здесь патруль.

Впитанная с молоком матери неприязнь к стражам порядка, не сразу, но развеивает марево бешенства в его глазах. Не глядя в мою сторону, Драгош кидается к окну. Проверяет. Даже тут не верит. Но искренне расстроен, что я не солгала.

– Зачем орала? Дура...

– Тебя спасти хотела, – убито шепчу, не в силах оторвать глаз от завозившегося в углу Пашки. Парня всего колотит, но одной рукой держась за стену, а второй зажимая хозяйство, он зачем-то ковыляет к окну. – Ты бы добил. Месть не стоит того, чтобы затем всю жизнь о ней жалеть.

– Хотела бы спасти, сидела б дома, – Застегивая молнию толстовки, Драгош коротко кивает в сторону пытающегося влезть на подоконник Князева. – Пляши, выручила дружка.

Согнувшись в оконном проёме "дружок" болезненно стонет. Наши взгляды на один короткий миг встречаются, если так можно назвать презрительное скольжение по моему лицу из-под его распухающего века. Рывок, и рядом с платинной половинкой сердца падает такая же – золотая, а сам Паша, сцепив зубы, грузно перемахивает через окно. Псих. В самый терновник.

– Всё не налюбуешься? – лёгким тычком меж лопаток Драгош выталкивает меня в коридор. – Пошевеливайся. Покажешь, где здесь задний выход.

А дальше всё как в дешёвом боевике. Задняя дверь заколочена. В отдалении слышится говор прочёсывающих комнату за комнатой патрульных. Бег, быстрый до покалывания в боку. Адреналин. Кураж. Стиснутая в стальных пальцах ладонь. И уверенность. Непоколебимая уверенность, что он найдёт выход.

С боковой стороны здания подвальный козырёк, который Драгош видит раньше, чем я вспоминаю об его существовании. Он первым опускает ноги на видавший виды шифер, после чего имитирует прыжок, не отрывая ног от замшелой поверхности. Проверяет на прочность. И только затем привлекает меня к себе, крепко впиваясь пальцами под рёбра. Спрыгиваем так же – сперва он, затем я в его раскрытые объятия.