Игры сердца (ЛП) - Кристен Эшли (2021)

Но все равно продолжал надеяться и с ней встречаться.

Но ее потеря, задела его. Вай была у него несколько недель, Одри — годы, но потеря Вай оставила в его душе след, в то время как отказ от Одри освободил его.

Поэтому он говорил себе, только не наступай на старые грабли.

Но Дасти была чем-то другим. Когда он проснулся и обнаружил, что она прижимается к нему, он не стал осторожно отодвигать Дасти в сторону. Он оставил Дасти, прижатой к себе.

Телефон перестал звонить, и он повернулся в постели. Затем оглядел комнату, почти ничего не видя. Было рано, в комнате было темно.

Затем он посмотрел на будильник.

Было десять минут седьмого.

Он протянул руку и включил свет, его взгляд остановился на зеркальных дверцах шкафа напротив ванной. Дверь в ванную была открыта, там было темно, внутри никого.

Он посмотрел на пол и увидел свою одежду, валявшуюся с джинсами Дасти, футболкой и трусиками, а также закрытую коробку из-под пиццы.

Черт, было десять минут седьмого. Где она?

Он приподнялся в постели, его взгляд упал на прикроватную тумбочку, и он увидел. Клочок гостиничной бумаги для заметок.

Он протянул руку и взял.

Поднеся к лицу, прочитал:

Великолепный,

Отправилась добывать еду твоих сограждан.

Скоро вернусь,

Xoxoxoxoxoxoxoxoxo(амер. сокр. выражение — обнимашки и поцелуйчики. — прим. Пер.)

-D

Он почувствовал, как его губы изогнулись, пока он пялился на записку.

«Еду твоих сограждан». Он надеялся, что она имела в виду пончики «Хиллигосс».

Его глаза скользнули по записке, и он почувствовал, как его лицо смягчилось. Вероятно, она быстро настрочила эту записку, но все же чертовую вещь хотелось поставить в рамку. У нее был художественный и интересный почерк. Но именно обнимашки и поцелуйчики выглядели ошеломляюще. Крестики и О были нарисованы наискось с помощью множества закорючек, прикрепляя их к искусно нарисованной букве «-D».

Уставившись на записку, он вспомнил еще одну вещь, которая касалась только Дасти. В детстве она всегда была занята. Могла тусоваться перед телевизором только тогда, когда те, кого она любила, тоже тусовались перед телевизором. Но все остальное время энергии у нее было хоть отбавляй плюс творческие способности. Когда она занималась своим творчеством, то пела и даже танцевала, наполняя дом сладким, чистым голосом и жизнерадостной детской атмосферой. Она также часто сидела за кухонным столом рисовала или у себя в постели. Ее мама повесила ее рисунки на холодильник и по праву часто хвасталась ими. Другие же бессистемно висели на стене на ее стороне спальни.

Дебби ненавидела эти рисунки, говорила, что они ужасны, стервозно заявляла, что они создают пожароопасную ситуацию, хотя это было не так. Но Майк, даже будучи подростком, мог часами разглядывать рисунки Дасти. В них было все. Цветы, фантастическое дерьмо, которое она воображала у себя в голове, пейзажи их фермы, зарисовки ее семьи и Майка. Детали, мастерство, воображение — все это было захватывающим.

Ничего удивительного не было в том, что она решила зарабатывать на жизнь на художественном поприще.

Он также не удивился, что у нее хорошо получалось зарабатывать на художественном поприще.

И он также не был удивлен, что люди готовы были тратить за ее работы целое состояние.

Снова зазвонил телефон, вывел его из задумчивости, он перевел взгляд с записки на сотовый Дасти, лежавший рядом с ним на тумбочке. Положил записку на тумбочку и взял ее телефон, подумав, что в такой ранний час могут звонить только члены семьи.

Но на дисплее появилась фотография мужчины, а под ней было написано: «Бью».

Шея Майка напряглась, когда он уставился на фото. Мужчина был темноволосым и симпатичным. На нем поношенная джинсовая рубашка и поношенные джинсы. Руки засунуты в передние карманы, глаза отведены в сторону, он смеялся.