— Убийство — это плохо.

Он перевернул меня на спину, оказавшись сверху, почти полностью прижавшись ко мне.

— Да, — сказал он.

— Очень плохо.

Его руки скользнули в волосы по обе стороны от моей головы.

— Ты не в порядке.

— Мне плевать на Винса. Он угрожал изнасиловать меня разбитой бутылкой.

Взгляд Эдди изменился, вместо того, чтобы стать частично настороженным и частично смирившимся, он оживился… пугающе оживился.

— Он так сказал?

Я кивнула.

— Тогда мне точно насрать, что он мертв.

— Но ты же полицейский!

— И что?

— Хэнк говорит, что вы хорошие парни, играете по правилам, а убийство — это неправильно, независимо от того, кто это сделал и почему.

Он коснулся моих губ, затем снова перекатился, увлекая меня за собой, так что я оказалась сверху.

— Хэнк — другой тип полицейского, в отличие от меня. Какой-то мудак превращает жизнь моей женщины в сущий ад и угрожает изнасиловать ее разбитой бутылкой, я нихрена не собираюсь терять сон из-за того, что он больше не дышит.

— Значит, Хэнк играет по правилам, а ты видишь оттенки серого, — подытожила я.

Его тело затряслось от смеха.

— Хэнк играет по правилам, — повторил он, будто услышал шутку.

— Не играет?

— Chiquita, у Хэнка есть книга правил, и держу пари, он ее изучает, но у него также много чего вычеркнуто и чертовски много заметок на полях.

Хмм.

— О, — сказала я.

Видите, я оказалась права. Хэнк был пугающим хорошим парнем.

— Давай поговорим о том, что тебе сказал Винс.

Я вздохнула, уткнулась лицом ему в шею и обняла его.

— Давай не будем.

— Тебе нужно поговорить об этом.

— Зачем? Все кончено. Ты со всем разобрался. Мы живем дальше. Я в порядке, все, кого я люблю, в порядке, кроме папы, и есть надежда, что с ним тоже все будет хорошо. Винс был сволочью. Теперь он мертв. Конец.

Эдди крепче обнял меня и что-то тихо сказал по-испански.

Я снова подняла голову.

— Что? Я ничего не расслышала.

Он сделал еще один переворот, вновь оказавшись сверху.

Затем сказал:

— Не хочешь говорить? Мы не будем говорить.

Потом поцеловал меня.

В течение следующего часа он бормотал какие-то слова, но на самом деле их нельзя было назвать разговором.

* * * * *

Сработал будильник, Эдди нажал кнопку и перекатился ко мне, обхватив меня руками и притянув к себе спиной.

Была суббота. Суббота означала, что в кнопке повтора не было никакой необходимости.

Я прижалась ягодицами к его паху и начала снова погружаться в сон.

Затем услышала, как Эдди сказал:

— Просыпайся, Cariña, время для разговора.

Дерьмо, черт и проклятье.

— Я хочу еще поспать, — заныла я.

— После разговора и после того, как я займусь с тобой любовью, ты сможешь поспать. Сначала поговорим.

Живот скрутило.

Я проигнорировала его.

— Но я хочу спать сейчас.

Отчасти я пыталась избежать разговора, отчасти старалась не думать о занятии любовью с Эдди, а отчасти мне, правда, хотелось еще поспать.

Он отодвинулся и перевернул меня на спину. Приподнялся на локте и посмотрел на меня сверху вниз.

— Позже, — отрезал он.

Я прикрыла глаза рукой.

— Мне нужен кофе, — не унималась я.

— Позже.

Похоже, больше мне этого не избежать, не отсрочить и точно снова не заснуть.

Я убрала руку и посмотрела на него.

Серьезным взглядом, никакого вызова, никаких шуток.

— Мне нужен кофе, прежде чем мы поговорим.

Эдди посмотрел на меня, отметил всю серьезность моего взгляда, затем скатился с кровати и потянул меня за собой.

Я надела одну из его фланелевых рубашек (я украла бы ее если бы это сошло мне с рук) и трусики, а Эдди натянул джинсы.

Мы сварили кофе.