Друг по переписке (ЛП) - Джей Джессинжер

Как мы наивны, когда молоды. Как легко мы верим, что солнце будет продолжать восходить и заходить, согревая наши дни. И какой это ужасный удар — обнаружить, что не солнце делает вещи яркими, а люди, которые любят нас так, что, когда они уходят — все погружается во тьму.

Мое владение занимает чуть меньше гектара. Оно покрыто лесом со зрелыми вечнозелеными деревьями и отделено от кромки воды длинной полосой газона и узким каменистым пляжем. Закутавшись в тяжелое зимнее пальто и надвинув на уши вязаную шапочку, я пересекаю заднее крыльцо и спускаюсь по ступенькам на лужайку, затем иду по пешеходной дорожке к воде.

Я стараюсь не подходить к причалу и не смотреть в сторону привязанной к нему лодки.

Майкл окрестил ее «Эвридикой». Я всегда ненавидела это название. Я сказала ему, что плохая примета — называть лодку в честь нимфы из греческой мифологии, которая попала в ловушку в подземном мире, но Майкл сказал, что ему нравится это название. Он находил романтичным, что муж Эвридики, Орфей, любил ее так сильно, что последовал за ней в ад, чтобы умолять Аида освободить ее.

Когда я напомнила, что история заканчивается трагедией, Майкл просто посмеялся надо мной.

— Это всего лишь история, — сказал он и обнял меня.

Как оказалось, я была права. Греческий миф или нет, но обреченный есть обреченный.

Оглядываться назад иногда так дерьмово.

Подойдя к дереву, возле которого видела человека, я внимательно смотрю на землю. Если я смогу найти следы, я смогу сказать, куда он убежал. Земля вокруг ствола мокрая и без травы, так что на ней можно что-нибудь заметить.

Но там ничего нет.

Никаких следов. Никакой потревоженной земли. Никаких признаков человека, который стоял и смотрел на меня.

Мои волосы развеваются на холодном ветру, я поворачиваюсь и смотрю назад, на дом. Отсюда я смотрю прямо в окна своего кабинета. Дом расположен немного выше береговой линии, но окна кабинета большие, и комната ярко освещена. Мой чертежный стол обращен к двери, поэтому, когда я сижу там, свет и окно находятся у меня за спиной.

Ко мне приходит осознание, что кто-то мог бы стоять здесь и пялиться на меня, пока я работала, и я бы никогда не узнала об этом.

Я смотрю в обе стороны вдоль берега. Там пусто. Моя единственная компания — чайки, кружащие над головой, и беспокойные волны, набегающие на каменистый пляж.

Кем бы он ни был, его давно нет.

Отблеск от земли рядом с моими ботинками привлекает внимание. Я наклоняюсь и поднимаю монету из грязи. Я вытираю ее большим пальцем, и у меня перехватывает дыхание.

Это пятицентовая монета с буйволом.

Такие монеты, отчеканенные между 1913 и 1938 годами, могут стоить от тридцати пяти центов до трех миллионов долларов, в зависимости от года выпуска и состояния. Эта конкретная монета отчеканена в 1937 году. Это тип D, на котором изображен буйвол с тремя ногами вместо обычных четырех, и стоит она ровно две тысячи пятьсот шестьдесят долларов.

Я знаю это, потому что Майкл узнавал это у оценщика. Она принадлежала его деду. Он повсюду носил ее с собой и клялся, что монета принесла ему удачу.

И я нашла ее зарытой в грязи под деревом, где незнакомец шпионил за мной.

Мое сердце бьется быстрее, я сжимаю монету в кулаке и спешу обратно в дом, пытаясь убедить себя, что холодное покалывание в позвоночнике — это всего лишь ветер.

~

Несколько часов спустя Джейк закончил установку системы безопасности.

Эйдан все еще не вернулся.

Джейк показывает мне, как пользоваться хабом, который он установил на стене в моем кабинете рядом с выключателем света в дверном проеме. Затем он устанавливает приложение на мой iPhone, чтобы я могла просматривать видеозаписи в режиме реального времени, так что в случае, если кто-то позвонит в дверь, я смогу увидеть, кто там, не выходя из комнаты. Еще он установил широкоугольную камеру над задней дверью, чтобы можно было увидеть двор.