Покоренная судьбой - Кора Рейли

давным-давно. Не хочу провести остаток своей жизни с Крессидой. Она делала меня несчастным, и я знал, что она тоже не была счастлива со мной. Она не могла быть счастлива, если только человеческие эмоции не имели для нее никакого значения.

Максимус испустил длинный вздох. На его лице ясно читалось беспокойство. — Она не уйдет тихо, Амо. У Крессиды злая натура. Это не будет приятным Рождеством и она попытается забрать тебя с собой.

— Мне все равно. Этот фарс с браком закончится сегодня.

Когда я вошел в дом Крессиды — он всегда казался мне ее домом, а не моим, — я понял, что сегодняшний разговор не пройдет гладко.

Крессида сидела в гостиной с бокалом шампанского в руке и темноволосой азиаткой у ног, которая красила ногти.

— Я занята, — сказала она, заметив меня, и сделала еще один глоток своего напитка.

— Уходи, — сказал я женщине. Она без колебаний поднялась на ноги и собрала свои вещи. Я протянул ей

стодолларовую купюру, когда она промчалась мимо меня, взяла ее, пробормотав спасибо, прежде чем выйти из комнаты.

— Вы не закончили! — закричала

Крессида, но женщина схватила свое пальто в холле, и через мгновение входная дверь открылась и закрылась. Мое слово имело значение, а не слово Крессиды. Она посмотрела на меня. — Что мне теперь делать с моими ногтями?

— Красить их самой?

Ее глаза расширились, как будто она не могла поверить в такую дерзость. — Женщина моего положения не должна делать маникюр.

— Моя мать сама красит ногти на ногах, поэтому я не понимаю, почему ты не можешь. Она жена капо. А ты нет.

— Твоя мать... — Она запнулась, очевидно, решив, что лучше не оскорблять мою мать в моем присутствии и одарила меня сладкой улыбкой. — Ты так же хорош, как Капо. Твой отец не может делать это вечно. — Она сделала еще один глоток своего шампанского. Наверное, надеялась на его скорую смерть, чтобы наконец-то вознестись к вершинам славы.

Она подняла одно плечо, небрежно пожав плечами. — Полагаю, раз уж ты здесь, мы могли бы провести некоторое время вместе.

Я оглядел комнату с ее слишком плюшевым диваном уродливого сиреневого цвета, с ворсистыми подушками с цветочным узором. Мебель из белого глянцевого дерева с золотыми кронштейнами, увенчанными логотипом Версаче. Это место было таким же чужим для меня, как и в тот момент, когда я впервые переступил порог этого дома. — Когда мы хоть раз проводили время вместе, Крессида?

Каждая наша встреча была наполнена спорами, чувством вины, карающим молчанием или гневным сексом.

Она ничего не говорила, только критически рассматривала свои ноги, как будто отсутствие лака на ногтях было важнее, чем плачевное состояние нашего брака.

— Этот брак был обречен с того момента, как ты заставила меня вступить в него. Нам не следовало жениться.

Крессида наконец подняла взгляд от своих ногтей и торжествующе улыбнулась. — Но мы поженились.

Уставился в ее глаза, не чувствуя абсолютно ничего, даже не был уверен, какие они — голубые, зеленые или серые. Я никогда не смотрел в них достаточно долго, чтобы определить их точный цвет.

Я не ненавидел ее, но определенно не любил и даже не любил. Она была для меня совершенно несущественна. — Вот о чем я хотел с тобой поговорить.

На ее лице промелькнуло замешательство, затем недоверие. — Что ты хочешь сказать?

— Мы разводимся.

Она замерла, затем надменно рассмеялась. — Ты не можешь развестись со мной, тогда ты не станешь Капо.

Мое выражение лица стало более жестким. — Я стану Капо.

Она, спотыкаясь, поднялась на ноги. — Традиционалисты не примут тебя! Они будут на стороне моего отца. Без меня ты будешь никем!

— Они могут принять меня или испытать мой гнев.

— Ты не разведешься со мной, — прошептала она, качая головой. — Ты не сможешь. Есть правила, традиции. Ты лишил меня невинности вне брака, а за такой поступок полагаются последствия.