Она дана ему свыше - Энжи Вэс

Все выглядело просто и пустынно. Ничего лишнего и совсем не так, как в Херефорд-хаусе. Кровать, на которой Мадлен засыпала за долю секунды, наводила на нее лишь воспоминания о чем-то далеком, как и полностью весь дом. Когда-то все здесь было родным для Мадлен, а сейчас она чувствовала лишь печаль и тоску по прошлому. Внешне ничего не поменялось, но складывалось ощущение, что каждый уголок стал другим.

«Далекие воспоминания… А при жизни мамы они вообще показались посторонними».

Они с мамой жили тихо и дружно. У каждой были свои обязанности, которые обе знали и выполняли день за днем. Они много разговаривали, когда садились вот за этот самый стол. Слеза покатилась по ее щеке. Да, она была не такой, как сейчас.

Живя с мамой посреди сей старины, Мадлен и не припоминала себя прежней. Какой была та Мэд? Она не дала себе ответа на этот вопрос. Однако вряд ли бы та девочка стала лживо выдавать себя за другого человека, разрушать репутацию добродетельной семьи. Та Мадлен никогда не отдалась бы мужчине до свадьбы, даже будучи влюбленной. После наворотивших дел, она собиралась вернуться в этот дом. До недавнего времени, пока не приехал Саймон. И теперь Мадлен должна была на днях уехать с ним в Ленд-парк.

Она начала припоминать сердитое лицо Джека в лесу. В карих глазах выступала обида на нее и досада. Мадлен оставила его там и побежала к дому. А потом…

Голова загудела от жгучего приступа боли.

Потом некто крепко обхватил ее сзади, зажал ее рот и нос тряпкой. Теперь Мадлен сидела в старом доме, который когда-то считала своим, связанная на стуле.

От восстановившейся памяти испуг завладел ею целиком. Плотно связанные руки заболели в области запястий. Мадлен запрыгала на стуле, но ноги были тоже привязаны. Она не смогла ни развязать себя, ни встать, ни тем более разорвать злосчастную веревку. От бессилия слезы западали на бархатную юбку Мадлен, а из горла вырвались отчаянные стенания. Она стала громко произносить молитвы, словно так они быстрее могли быть услышаны. Четкие молитвенные слова иногда прерывались кратким всхлипыванием.

«Вот если бы Джек был здесь…» — негодующе взмолилась Мадлен.

Наверняка он заметил ее исчезновение и сейчас ищет ее. Он найдет ее и обязательно спасет. Мадлен жутко хотела в этот момент оказаться в его сильных объятиях. Стальная грудь и крепкие руки защитили бы ее от любого посягательства на ее жизнь, укрыли бы от всякой беды.

— На помощь! — слабее закричала она вновь.

Как вдруг у двери раздался шорох, она возрадовалась надежде на спасение. Когда в дверь вошли, глаза Мадлен удивленно расширились.

— Броуди?!

— О, здравствуй, Мадлен! Славно, что ты уже очнулась. Ты голодная? Хочешь хлеба? Я только что принес его из дома. Правда, он уже остыл…

И тут она осознала, кто был ее похитителем. Мадлен едва не задохнулась от возмущения.

— Ты издеваешься?! Ты похитил меня, связал в моем доме и сейчас предлагаешь перекусить хлебом, будто похищаешь людей каждый день? — Она не могла сдержать бушующей злости.

Броуди был не в сутане, а в поношенном парадном костюме. Его спокойствие и безмятежность приводили Мадлен в еще большую ярость.

— Я понимаю, ты обижена. — Броуди положил завернутый в черное полотенце хлеб на стол. — Но ты должна понять, что я желаю тебе добра.

В его взгляде она не нашла ни малейшей песчинки вины или сожаления. Это и напугало Мадлен.

— Что ты называешь добром, Броуди? Веревка натерла мне руки, а голова ужасно болит. Кроме того, ты держишь меня здесь силой. Добро ли это? Развяжи меня. Я хочу домой!

— Ты итак дома. — Хлебной булкой Броуди обвел помещение. — А Херефорд-хаус не твой дом. Там ты нахваталась пороков, стала развязной и совсем забыла про церковь.