Женское счастье - Натали Лав

Никакой неловкости не ощущаю в обществе Валеева. Ни когда он помогает мне выбраться из салона, ни когда поднимаемся в лифте, ни когда он оказывается в моей квартире. Он у меня впервые, раньше встречи проходили на их территории.

Но у меня комфортная квартира с хорошим ремонтом. Чисто и уютно.

— Пойдемте на кухню, — приглашаю я.

Там интересуюсь.

— Чай будете?

— Лучше кофе. Мне нужно в аэропорт.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — Сейчас сварю.

Кофе я готовлю в медной турке. Получается отлично.

Пока я хлопочу, Яков Васильевич проходит к окну, отодвигает занавеску и смотрит в темноту.

Себе делаю чай с липой. Приятный аромат витает по кухне.

Мне кажется, пауза чересчур затянулась, поэтому ставлю на стол чашку с кофе и напрямик спрашиваю:

— О чем вы хотели поговорить? — всё же это была его инициатива.

Мужчина проходит к столу, присаживается, берет чашку с напитком и делает глоток. Я стою возле кухонной столешницы, держу кружку с липовым чаем.

Яков Васильевич тянет с началом разговора.

— Зачем ты повелась на уговоры Демьяна, Даниэла? — раздается его негромкий голос.

Сердце в моей грудной клетке испуганно сжимается. Он ведь не может знать… Не может быть, чтобы Демьян рассказал… Это ведь настолько личное…

Не верю… Не могу поверить…

Яков Васильевич отодвигает чашку с кофе, откидывается на спинку стула.

— Я считал тебя умнее, девочка. Разве ты не думала о том, к чему приведет тебя подобная распущенность?

Мои щеки вспыхивают ярким румянцем. Это мне видно в небольшом зеркале, вделанном в кухонный гарнитур. Рука вздрагивает, часть горячей жидкости выливается мне на ногу. Я хватаю полотенце и промокаю пятно на юбке. Щиплет.

— О чем вы? — всё же решаю внести в наш разговор необходимую ясность.

— О ночи втроем, Даниэла. Ты, Демьян и Герман Леднев…

Такое ощущение, что в меня выстрелили. Я жалею, что согласилась поговорить. Об этом я не желаю разговаривать. И оправдываться не собираюсь. А еще в голову лезут нехорошие мысли про яблони и недалеко падающие яблоки. Я уже убедилась, что Демьян не такой, каким мне казался. А что, если это относится и к его отцу?

— Даниэла, — его голос звучит спокойно, и это немного меня отрезвляет, — Я приехал поговорить о сыне. Не нужно придумывать вселенский заговор извращенцев.

Мы смотрим друг другу в глаза. По-моему, он меня осуждает. И это меня встряхивает. Никому не позволено считать меня ниже себя, чтобы я ни делала. Это моя жизнь и мои решения. Правильные или нет, но только мои. Блеять про то, что это Демьян во всем виноват, я однозначно не буду.

— Яков Васильевич, наша беседа свернула не туда, — говорю, не торопясь и тщательно подбирая слова. Страх разоблачения отступил, уступив место яростному желанию защитить себя. Любым способом, — Вы, видимо, посчитали себя вправе почитать мне морали. Так вот — вы не вправе. Моя личная жизнь — это сугубо мое дело. Как и отношения с Демьяном. Которые закончились.

Валеев приподнимает обе руки вверх над столом, призывая меня снизить накал общения.

— Даниэла, я прозвучал так, как будто я осуждаю. Но Демьян после вашего разрыва будто с цепи сорвался. Ты же видела его сегодня. Он не в себе…

— И что? Мне вашему Демьяну соску купить? Слюнявчик? Памперсы? — забота Валеева о сыне ранит. Обо мне уже некому позаботиться. Кроме сестры. Но у той у самой непростой период в жизни. Я не вываливаю на нее свои переживания.

На лице Валеева проступает оторопелое выражение. Я всегда вела себя ровно, не позволяя показывать эмоции. И сейчас он не ожидал всплеска. Хотя должен был. Я тоже не робот, а живой человек.

Меня несет, я продолжаю говорить. Не надо бы.