Без тормозов. Мои годы в Top Gear - Кларксон Джереми (2012)

Дальше Бен гадает, висят ли на канализационной станции щиты, сообщающие ассенизаторам: «Качать дерьмо – это весело!». И спрашивает, почему «слабоумные педики», измыслившие этот лозунг, если они думают, что клепать – такое уж веселье, не сбегаются в обеденный перерыв к конвейеру поразвлечься от души.

Кроме того Хампер наезжает на ребят типа Спрингстина и Джона Кугара-Мелленкампа[18], вопрошая, что они знают о ежедневном черном труде? Бен считает, их нужно заставить писать о том, в чем они разбираются: например, о кокаиновых оргиях, белужьей икре и налоговых убежищах.

Я прочел эту книгу в порядке исключения, потому что я интересуюсь автомобильной промышленностью, но я советую ее всем, даже тем, кто ни разу не был на автомобильном заводе и вовсе не собирается туда соваться.

Я пробовал уговорить Квентина прочесть ее, но поскольку первое слово там «мертвый», а не «аффрикаты», он сказал, что не будет заморачиваться… и спросил, что нынче пишут про Дженет и Джона[19].

Январь 1995 года

Ралли

Вот что написано на первой странице буклетика самой странной автогонки в мире: «Авторалли никогда не играли заметной роли в жизни незрячих людей».

Не играли, точно, и никогда не будут. Мужчины не рожают. Рыбы не проектируют субмарин, продюсеры BBC не принимают решений. А из слепых не выходит отличных водителей-раллийщиков.

Однако они могут быть штурманами. Более того, за последние шесть лет в Индии состоялось 25 ралли, на которых штурманы имели больше общего с летучей мышью, чем с Тони Мейсоном[20].

Буду честен, я говорю сейчас не о тех ралли, когда колеса машин касаются земли только в минуты техобслуживания. Наша разновидность скорее похожа на квест.

Но даже здесь, как ни досадно, есть правила, и самое вредное – что на всех машинах должны быть ремни безопасности. Потому, когда участвовал я, в заезде было всего 66 экипажей, а это совсем слабенько для страны с девятью миллионами слепых.

Но я-то бывалый и знаю, что лучше всего правила обходить простой наглостью. Я решил, что если стащу у штурмана стенограмму, он и не заметит, и мы выиграем. Но организаторы это предусмотрели: все указания отпечатали брайлем, а этот язык для меня все одно что суахили или дойч. Как и все, мы должны были следовать лоции. Но в отличие от остальных, свернули не туда на первой же развилке.

Я сейчас объясню. Брайль был английский, а этот язык – не из резюме моего штурмана. Так что он вслух читал мне все указания, букву за душераздирающе медленной буквой.

Таким порядком мы стартовали и направились на нашем Maruti Gypsy в центр Мадраса, и мистер Падманабхан бормотал: «ч-и-р-з-к-и-м-е-т-н-а-л-л-а-в». Имея карандаш, лист бумаги и пару недель в запасе, вы бы расшифровали это как «через километр поворачивайте налево».

Беда в том, что у меня ушло пять километров на понимание, и к тому времени мы заблудились окончательно и безнадежно. И ладно, я не петрю в брайле, мой тамильский штурман тоже не особо с ним боек. Так я и завяз со слепым спутником в городе, где никогда не бывал (и, к слову, больше не хочу оказаться), на одном, что ужасно, куске суши с Португалией и Йеменом. Все могло кончиться неважно.

Мы плелись по дороге, и вдруг мистер Падманабан оторвался от стенограммы и спросил: «Что такое п-зд-к-р-р-а-л-п-к-т». Сказать по совести, путного ответа у меня нет и сейчас.

Между тем мы как-то – я полагаю, чисто случайно – выкатились на контрольный пункт. Выдохнув, я спустил стекло и спросил, сильно ли мы отстали. Однако, забавно: мне ответили, что мы прибыли первыми, и это было странно, ведь стартовали-то мы последними.

Впрочем, все тут же стало кристально ясно: нам сообщили, что это шестой контрольный пункт, а с первого по пятый мы как-то проскочили. А я отлично знал, где и как. Мы проехали через Тибет.