Кроме этого, я еще переживала за маму. Знаю же, как сильно она скучает по отцу, хоть и делает вид, что всё в порядке. Но я уже не маленькая девочка, я всё вижу. Вижу, как она скрывает свои переживания за будничной суетой, пытается заполнить день нелепыми делами и событиями, а всё для того, чтобы не чувствовать себя одинокой. Это всегда меня огорчало, как бы сильно мы с сестрой не любили маму и не заботились о ней — ей всегда будет этого недостаточно.

Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как быстро дошла до родной улицы. Папина машина стояла во дворе, ну что же, значит он точно был дома. Ненадолго я облокотилась на высокую кремовую стену и вздохнула. И почему сердце бьётся так сильно, словно это самое страшное испытание в жизни? Это же всего лишь папа. Чтобы он не сказал, я вряд ли услышу что-то новое.

Неожиданно возникшая паника напомнила мне о событиях вчерашнего вечера, когда моё сердце колотилось с не меньшей скоростью, а Алек обнимал меня. Словно наяву, я ощутила на себе его тёплые объятия. Но спустя миг встряхнула головой, отгоняя глупые мысли и возвращаясь в реальность. Собрав волю в кулак, я напоследок вдохнула прохладный вечерний воздух и поднялась по ступенькам крыльца. Затем надавила на ручку входной двери, та поддалась, и дверь открылась.

Войдя в дом, я прислушалась. Со второго этажа доносилась негромкая музыка, ага, значит Арина тоже дома. Больше никаких звуков я не различала. Тихо сняв обувь и плащ, я прошла на кухню. Во главе большого обеденного стола сидела мама и уплетала суп.

— Привет, мам, — поздоровалась я. Она резко подняла глаза, словно её ударили током.

— Привет доченька, садись кушать, — тихо произнесла она и встала, чтобы наполнить мне тарелку.

— Спасибо, а где папа? — спросила я, садясь на стул. Сердцебиения понемногу успокоилось, я могла полностью контролировать свои слова и действия.

— Уехал, — не поворачиваясь, ответила мать.

— О, а куда? — неужели я перепутала чью-то машину внизу с отцовской? Странно.

— В командировку, — дополнила она и поставила полную тарелку передо мной.

Только сейчас я заметила, что её глаза распухли и раскраснелись от слёз, а тушь размазалась. Услышанное никак не хотело укладываться в моей голове, словно что-то чужеродное.

— Не поняла, — удивлённо протянула я, не веря своим ушам — он же собирался уехать через несколько дней.

— Он тоже так думал. Но ему позвонили из главного филиала, сказали, что нужно срочно вылетать.

— И он так просто взял и улетел?! — я не хотела даже предполагать, что он может просто уехать. Ему, что, недели в нашем обществе оказалось очень много и он решил свалить побыстрее? Поверить не могу!

— Да! Так просто! — резко добавила мать.

Больше я не хотела слушать, да и аппетит резко пропал. Я схватила свой рюкзак и выбежала из кухни. В три прыжка преодолев лестницу, я залетела в свою комнату и бросилась на кровать, по щекам потекли горячие слёзы. Ну почему? Почему он так просто нас бросает, словно мы какой-то мусор. Мы что, совсем ему не нужны, раз они и неделю не может вытерпеть со своими родными?

В душе зияла огромная рана из обиды. Я же делаю всё, чего он от меня хочет. Учусь, готовлюсь к работе в этой дурацкой фирме, да я мечту свою из-за него бросила! А он не может уделить нам крупицы своего драгоценного времени. Как он после этого может говорить, что заботится о нас, если всё это наглая ложь?

А еще меня ужасно злит то, что я всё время плачу. Никогда столько не плакала, даже в период тех глупых издевательств, а теперь рыдаю чуть ли не каждый день. Хоть сегодня это и оправдано.

Смесь из ревности к работе, обиды на отъезд и безумной нехватки отцовского внимания захлестнули меня с особой силой. А если примешать к этому события вчерашнего вечера и дикую усталость, то можно засекать: через сколько я взорвусь?