Развод. Она будет моей - Оксана Алексаева

И там я нахожу ту самую папку. Волнение растет. Пульс зашкаливает. Быстро спрыгнув со стула, принимаюсь рассматривать то, что хранится внутри. Наше с Максом фото, затем свидетельство о разводе, брачный контракт, выписка из больницы… В общем-то, ничего нового для меня. За исключением самого последнего листка. Предсмертное письмо отца… Марк не говорил, что оно хранится у него и никогда его мне не показывал. Трясущимися руками засовываю письмо в сумочку, и спешно покидаю кабинет. Сколько там времени прошло? Двадцать пять минут. Надеюсь, ни у кого не возникнет вопросов, почему я так долго искала свою выдуманную «утерю».

Меня всю трусит. На ватных ногах выхожу во двор. Я хочу, и одновременно боюсь прочесть это письмо. Увидев стоящего у ворот охранника, натягиваю дежурную улыбку.

— Валерия, — окликает он меня, едва я подхожу к выходу. — Нашли то, что искали?

Нервная дрожь очагами разносится по всему телу.

— Нет, к сожалению. Придется оформлять новые, — с грустью вздыхаю. Охранник с сочувствием вздыхает в ответ.

— Можно вас кое о чем попросить?

— Да, конечно.

— Не говорите Марку, что я приезжала. Он итак постоянно меня ругает за растерянность, узнав, что я потеряла еще и права, точно всыпет мне по самое не хочу, — издаю саркастический смешок, стараясь казаться легкой и непринужденной. Всем своим обаянием пытаюсь загипнотизировать сотрудника.

— Хорошо. Не переживайте, я ничего ему не скажу, — с понимаем отзывается охранник и я с благодарностью ему улыбаюсь.

— Спасибо.

Выйдя за двор, перехожу с быстрого шага на бег. Несусь к машине Макса на всех порах, едва не спотыкаясь буквально в нескольких метрах от него.

— Нашла что-нибудь? — с надеждой в голосе и глазах интересуется у меня Макс, заводя машину и резко давая по газам.

— Да…

Глава 21

Максим

— Можно взглянуть? — осторожно задаю вопрос, когда паркую автомобиль в своем дворе. Лера всю дорогу сверлила взглядом эту записку. Вздрагивает. Молча протягивает мне листок.

А там написано лишь несколько строк:

«Это я убил Диану Аверину. Я больше не могу с этим жить. Простите меня»

— Это не папин почерк, — сухо произносит Лера, обняв себя за плечи. Она подавлена. Знаю, что ей больно. Все бы отдал сейчас, чтобы излечить ее боль. Смотрю на четко очерченные буквы. Каллиграфический почерк, я бы сказал. Не похоже, что человек перед самоубийством стал бы так изящно выделять каждую букву. В голову, словно молот, ударяет озарение.

— Пойдем ко мне. Кое-что покажу, — выскакиваю из машины, хватаю Леру за руку и быстрым шагом тащу за собой.

Лера без каких-либо эмоций молча плетется за мной. Взгляд пустой. Когда заходим в лифт, бережно сгребаю в охапку.

— Я не верю, что он сделал это. Хоть убей, не верю, — тихо всхлипывает, уткнувшись лицом в мое плечо. Хоть я и никогда не испытывал симпатии к Павлу Григорьевичу…да что там говорить, мы были врагами, причем вели открытую вражду. Но по-человечески мне его жаль. И что-то мне подсказывает, что за этим стоит кто-то еще.

— Присядь, — указываю Лере на диван в гостиной, когда заходим в квартиру. Она с горечью в глазах осматривает пространство вокруг себя.

— Знаешь…придя сюда, воспоминания о нашей прошлой жизни всплыли еще ярче, — с долей грусти в голосе произносит. Достаю из шкафа ту самую записку, что принес мне незнакомец в тот роковой день.

— И что же ты чувствуешь? — присаживаюсь рядом и беру ее за руку.

— Мы были счастливы, — севшим голосом произносит, грустно усмехнувшись.

— И будем, родная. Слышишь? — беру ладонью ее затылок и направляю ее взгляд на себя. — Будем.

Уголки ее губ слегка приподнимаются. Сейчас бы я снова сделал все те порочные вещи, которыми мы занимались ночью, но сейчас не время. Протягиваю ей листок.

— Взгляни.

— Что это? — вопросительно смотрит на меня.

— Прочитай.