— Придурок! — кричу ему в лицо и в грудь толкаю. Ели бы за убийство людей в тюрьму не сажали, я бы его убила. Ненавижу! А он на ногах с трудом держится, чуть не упал. Смотрю на него и поверить не могу, что все закончилось раньше, чем с его шеи сошли засосы от моих поцелуев. Чувствую себя беспомощной маленькой девочкой, хочется хвататься за любую соломинку, только бы не утонуть. Готова на колени перед ним падать, умолять, чтобы передумал. Угрожать, врать, отговаривать. Вдруг понимаю что он сам это решение принял. И все неважно сразу становится. Какая разница, обманывает она или нет, если он готов так сразу поверить и перечеркнуть все что у нас было.

— Кирюх..- шепчет, к двери меня прижимает, шею нежно целует. Душу на части рвёт. И дать бы ему между ног, но двигаться не могу, как парализованная. Из глаз слезы катятся, кричать хочу, так сильно, как сердце кричит. От шеи отрывается и в глаза заглядывает. Видит что плачу, что больно мне делает. — Ты только не бросай меня… Я без тебя сдохну. — говорит и голос дрожит. — Обещай что другом останешься…

— Обещаю. — вру. В глаза ему смотрю и вру. Понимаю что никакой дружбы больше не будет.

Успокаивается. Верит. Обнимает крепко, так что вдохнуть не могу, носом в волосы зарывается. Боль, одна на двоих. Терплю, сжимаю шестёрки и стою. Жду, когда отпустит.

Соседская дверь открывается.

— Ты посмотри срамота какая! — кричит соседка. — У него невеста беременная дома, а она его тут обжимает!

Дан отпускает меня, поворачивается к соседке.

— Ебало завали. — не говорит а рычит, как загнанный зверь.

Пользуюсь моментом, быстро открываю замок и скрываюсь за дверью своего убежища. Адик подбегает, лает весело, хвостом машет. Из коридора доносятся крики соседки и Дана. Он её материт, всю злость на неё выливает, а она на своём стоит, что я — шалава, и нечего порядочным парням со мной дружбу водить. Прохожу на кухню, достаю из шкафчика коробку из-под печенья, судорожно руками содержимое перебираю. Даже таблеток нет, чтобы наглотаться. Только последние две капсулы обезболивающего. Мечусь по квартире, сдохнуть хочется. Не соображаю ничего. К окну подхожу, открываю и вниз высовываюсь. Седьмой этаж, вроде достаточно для того чтобы разбиться. А если нет? В новостях недавно показывали пьяницу, который с девятого этажа выпал и жив остался. А вдруг и я выживу, или ещё хуже, калекой останусь. Закрываю окно и иду в ванную. Вешаться не вариант, понятия не имею как удавку правильно связать. Да и верёвки нет. Осматриваю полки перед зеркалом. Даже бритвы нет, чтобы вены вскрыть. Волосы в салоне удаляю. Захожу в душевую кабину, кран выкручиваю и сажусь на пол прямо в одежде. Истерика кроет. Реву так, что все тело содрогается. Кричу. А легче не становится. Никак эту боль из груди не вынуть и не заглушить.

Поорала, все слезы выплакала, переоделась в сухую одежду и выпила две последние таблетки обезболивающего, в надежде что это хоть немного поможет. Ложусь на кровать, Адик рядом скачет, гулять требует. Весь день меня ждал. Встаю, беру поводок и сумку. Я все равно когда-нибудь сдохну, как и остальные. Жизнь у меня одна, и я ее проживу. С болью, с ненавистью, с обидой, но проживу. Сколько отмерено. Выхожу на улицу с Адиком, поводок держу. И как будто воздух другой, и город другой, и я другая. Всё изменилось и прежним никогда уже не будет. Утром начну поиск новой квартиры. Оставаться здесь — самоубийство. Не смогу видеть их семейное счастье, наблюдать как растёт их ребёнок и ненавидеть его всем сердцем. И Дана видеть не могу. Уже начинала новую жизнь и сейчас начну. Всё таки мудрый был царь Соломон. Смысл жизни в одном предложении: «Всё проходит». И хорошее и плохое. Закажу себе кольцо как у царя, с гравировкой. Чтобы не забывать. Стою у подъезда, поводок в руках сжимаю и даже не смотрю что там Адик делает. Как будто в прострации нахожусь.