Тайны мозга. Почему мы во все верим - Шермер Майкл (2015)

Однако в итоге к скептицизму меня склонила проблема зла: если Бог всеведущ, всемогущ и всеблаг, почему же тогда с хорошими людьми случается плохое? Сначала в ход пошли интеллектуальные соображения, и чем больше я размышлял о раковых болезнях, врожденных аномалиях и авариях, тем больше убеждался, что Бог либо беспомощен, либо зол, либо его попросту не существует. Затем пришла очередь эмоциональных соображений, с которыми мне пришлось столкнуться на самом примитивном уровне. Я никогда и никому не рассказывал об этом, но в последний раз я молился Богу в начале 80-х годов, вскоре после того, как решил, что больше в него не верю. Что же побудило меня в последний раз обратиться к нему? Моя студенческая любовь, выросшая на Аляске талантливая и красивая девушка по имени Морин, с которой я познакомился в Пеппердине и в то время еще встречался, попала в страшную автомобильную аварию среди ночи в какой-то глуши. Морин работала в компании, которая занималась инвентаризацией, ее сотрудники передвигались по штату в фургонах, переезжая от одного места работы к другому; в промежутках между работой они спали на сиденьях фургона. На шоссе машину занесло, она перевернулась несколько раз, в итоге Морин получила перелом позвоночника, ее парализовало ниже пояса. Когда она позвонила мне под утро из больницы в каком-то захолустье, на расстоянии нескольких часов езды от Лос-Анджелеса, я решил, что она легко отделалась, ведь ее голос звучал отчетливо и оптимистично, как всегда. Лишь несколько дней спустя, после того, как мы перевезли ее в медицинский центр Лонг-Бич, чтобы поместить в барокамеру и попытаться хоть немного оживить сильно пострадавший спинной мозг, до меня начал доходить весь смысл последствий случившегося. Осознание перспектив Морин рождало во мне тошнотворное ощущение, неописуемое чувство ужаса – к чему все, если его могут отнять в любое мгновение?

По левую руку у меня лежала открытая газета Los Angeles Times, по правую – книги пророков Даниила, Иезекииля или Откровение. Кто все-таки антихрист – аятолла Хомейни или Генри Киссинджер?

Там, в интенсивной терапии, полными ужаса днями и бессонными ночами, то вышагивая туда-сюда по холодным стерильным коридорам, то сидя на жестком пластиковом стуле в приемной и слушая стоны и молитвы других скорбящих, я преклонил колено и опустил голову в молитве, прося Бога исцелить сломанную спину Морин. С такой глубокой искренностью я еще никогда не молился. Я умолял Бога ради Морин закрыть глаза на мои сомнения. Я выражал готовность отказаться от всякого неверия. В то время и в том месте я снова стал верующим. Я верил потому, что хотел верить: если во вселенной есть хоть какая-нибудь справедливость, то этот нежный, любящий, умный, ответственный, преданный и заботливый дух ничем не заслужил, чтобы его поместили в искореженное тело. Справедливый и любящий Бог, обладающий силой исцелять, наверняка вылечил бы Морин. Но он этого не сделал. И теперь я убежден: не сделал не потому, что «пути Господни неисповедимы» или «у него для Морин особый замысел» (до тошноты банальные утешения, которые верующие порой предлагают в трудные минуты мучений, в итоге оказывающихся напрасными), а просто потому, что Бога нет.

Безбожные нравственные ценности

Если окажется, что я ошибся и что Бог есть, и что этот иудео-христианский Бог обращает внимание скорее на веру, чем на поведение, тогда я предпочел бы провести вечность не с ним, а с радостью отправился бы туда, где скорее всего окажутся мои родные, друзья и коллеги, поскольку большинство высших ценностей у нас общие.