Всегда с тобой - Хармони Уэст

— Ты действительно храбрая, — говорю я ей. — Из-за всего, что ты делала. Он понятия не имел, с кем имеет дело.

— Я не храбрая. Я убежала. Храбрость — это делать то, что сделала ты, — давать отпор.

— Ты выбралась из опасной ситуации самостоятельно. Это всегда смело.

Мы слушаем, как Натали и Лив хихикают, запрокинув головы, пока сами наслаждаемся летним вечерним воздухом, который наконец-то переходит в осень.

— Прости, — говорю я Софи.

— За что?

— Что мне было все равно, жива ты или мертва, — говорю я. Она никак не реагирует на мою честность. Ее брови даже не приподнимаются. — Я сказала тебе уйти. Я хотела, чтобы ты убежала.

— Я ушла не из-за тебя. Я ушла из-за него.

Я качаю головой, потому что я не заслуживаю оправдания, даже если она хочет мне его дать.

— Я была счастлива, что ты ушла, потому что это означало, что я могла быть с Джорданом. Я могла бы стать новой Софи.

Она грустно улыбается.

— Ты получила больше, чем рассчитывала.

— Я это заслужила.

Софи останавливает меня, сурово глядя в глаза.

— Нет. Никто этого не заслуживает.

— Вы двое идете или мы уходим без вас? — Кричит Лив.

Прежде чем мы снова направляемся к ним, я спрашиваю:

— Софи?

Я все еще привыкаю к ней со светлыми волосами. Все еще привыкаю к ней в Бомонте. Живой.

Моей подруге.

— Да?

— Спасибо, что вернулась.

Софи улыбается. Девушка, которую я когда-то называла пчелиной маткой, королевой выпускного бала. Королевская особа. Выше всех нас.

Но она всего лишь девушка. Такая же, как я.

Девушка в непробиваемой броне и с секретами, которые она унесет с собой в могилу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Майлз пишет мне, чтобы я встретилась с ним на игровой площадке. Он не дал никаких намеков, когда я спросила его, почему, но мне вроде как приятно вернуться до того, как я завтра перееду в свою квартиру.

Эта игровая площадка была для меня одновременно адом и убежищем. Я могла читать на качелях и убегать в другие миры — пока какой-нибудь ребенок не выдергивал меня обратно. Но теперь я с этим покончила. Мне все равно, что обо мне думают другие, кроме людей, которые меня любят.

И теперь у меня их много.

Когда я наконец нахожу Майлза за пустующими барами для обезьян и тренажерным залом jungle, он сидит на качелях, где я обычно устраивалась на каждой перемене.

Стопка книг у него на коленях.

Я ухмыляюсь.

— Что это?

— Поскольку ты скоро поступишь в колледж, я подумал, что тебе стоит в последний раз почитать на качелях, — говорит он. — И, если кто-нибудь будет смеяться над тобой, я ему врежу.

Мое сердце тает. Кроме того, что он буквально спас мне жизнь, это, возможно, самое милое, что он когда-либо делал для меня. Что кто-либо когда-либо делал для меня.

— Хорошо, что здесь нет никого, кто мог бы надо мной посмеяться. Кроме того, мне было бы все равно, если бы они это сделали. Я люблю книги и саму себя, так что стыдиться тут нечего.

Он сияет.

— Наконец-то я достучался до тебя.

Я бросаюсь к нему, хватаю его лицо и прижимаюсь губами к его губам, пытаясь передать каждую каплю благодарности, которую я чувствую в каждом месте, где соприкасаются наши тела.

— Это так мило, — говорю я ему, когда наконец отстраняюсь. — Спасибо.

— На случай, если ты не поняла, — говорит он, и у него перехватывает дыхание, — Я люблю тебя.

Моя грудь сжимается от чувства, которого у меня никогда раньше не было. Такого рода любовь, которую я никогда не испытывала.

До сих пор.

Я едва могу произносить слова громче шепота.

— Я тоже тебя люблю.

Мы снова целуемся, сплетение губ, языков и рук. Я влюблена в него. В мальчика на качелях. В мальчика с книгами. Мальчик, который спас мне жизнь во многих отношениях.

Его губы касаются моих, когда он шепчет:

— Мэдлин.