Я хватаю картошку, макаю её в соус и сразу в рот. Вкусно очень. Так проделываю несколько раз. Матвей ничего не ест, только за мной наблюдает.

— Хочешь? — протягиваю ему картошку.

— Хочу. Дай мне, как себе.

Я беру картошку, в соус её и протягиваю ему. Он берёт меня за кисть, кусает картошку по немножко, пока не съедает всю. Но руку мою не отпускает. Он начинает целовать сначала мои пальцы, а потом руку.

Я наблюдаю за этим, как заколдована. Эти касания приносят лёгкий трепет. Мне нравится, что он делает. Ещё месяц назад, я тряслась от ужаса таких мыслей. А сейчас даже щеки мои не краснеют. С Матвеем, всё как-то не так, как с другими.

Горский тянет меня за руку, и я медленно наклоняюсь к нему. Картошка падает на сиденье, но, ни я, ни он, на это не реагируем. Глаза в глаза. Контакт, который держит нас сейчас сильнее любого физического контакта. А когда его губы дотрагиваются до моих, глаза закрываются, и я полностью отдаюсь в руки Матвея Горского.

Я ему доверяю. Не знаю почему, но чувство доверия к нему, появилось само по себе. Он целует медленно, словно наслаждается, растягивает удовольствие. А потом спокойно отстраняется от меня и улыбается.

— Одуван, ты такая вкусная. Так и хочется тебя съесть.

— Матвей, — возмущаюсь и моментально краснею. В его словах чувствуется подтекст, и я его понимаю. Боже… Что он делает со мной?!

— Ну, а что? Разве я виноват, что твои губы со вкусом мёда. Ты настоящий одуванчик. Знаешь, — он на секунду замолкает, что-то обдумывает, а потом продолжает, — когда впервые увидел тебя, ты мне показалась серой мышкой. Испуганной и всё время куда-то убегающей. А на вечеринке, я увидел в тебе одуванчик. Твои волосы такие же светлые, как и он, и тем вечером были в полном беспорядке. А ещё, — он снова положил свои пальцы мне на губы. Наши лица друг напротив друга, мы дышим, кажется через раз. Я слежу за каждым его словом, действием, вдохом и выдохом. — С того самого столкновение в ванной, я мечтал как буду целовать тебя. Я так безумно этого хотел. И сейчас, мне хочется ещё и ещё.

И он снова впивается в мои губы. Вот только в этот раз сильнее, властней и энергичней. Целуемся так, словно поцелуй наш воздух, и без него мы просто задохнёмся. Матвей кладёт ладонь мне на голову, и ещё сильнее вдавливает в себя. Я уплываю. Если до этого я не умела плавать. То теперь, вместе с ним, плыву.

Не знаю, сколько проходит времени, когда Матвей отпускает меня. Мы физически начали задыхаться от поцелуя. Голова идёт оборотом, тело дрожит. А то, что происходит у меня между ног, я даже описать не могу. Там так мокро, но в тоже время горит, щипает, давит и болит. Всё вместе создаёт неприятное чувство, и началось оно, когда Матвей перестал меня целовать. Пока целовал, там было приятно и хорошо.

— Я не напугал тебя? — спрашивает он всё тем же будоражащим голосом.

— Нет. Просто…

— Просто что? Не бойся говорить мне всё, что думаешь. Пока мы говорим, недопонимания между нами не будет.

— Я не понимаю, что происходит… Ты же знаешь, что я помолвлена. А я сижу в твоей машине, и отвечаю на поцелуй. Разве мы можем такое делать?

— А вдруг ты захочешь разорвать помолвку, после наших поцелуев?

— Я не смогу. Мне не позволят, — совсем уж грустно отвечаю я и отворачиваюсь к окну.

— Как так? Ты вправе решать сама с кем быть. Никто не имеет права тебя принуждать.

— Мои родители не поймут. В общем, долгая история. Я уже была, смирилась с этим. А тут ты…

— Что я?

Я снова поворачиваю к нему лицо, и, глядя прямо в глаза, говорю.

— Ты проникаешь глубоко, в запретную часть души.

— А если я хочу ещё глубже? На самое дно?

Будоражит и знобит от его признаний. Из-за таких его слов, я потом ночами не сплю. Потому что мечтаю о другой реальности.

— Боюсь, тогда мы утонем на этом дне.

— Я очень хорошо плаваю.