Дотрагиваюсь до её складок. Боже, она не то, что мокрая. Она пиздец тут какая. Глажу, нажимаю, но входить не решаюсь. Лишь наоборот разрываю поцелуй и снова смотрю в её глаза. Я должен видеть, что она хочет того, что и я.

В её глазах сейчас столько порока, что даже не приходится сомневаться — хочет.

Кладу её на кровать. Сам расстёгиваю молнию на джинсах, и стягиваю их вниз. Выравниваюсь. Мира осматривает меня, начиная от глаз, и спускается всё ниже, и ниже. Меня дурманит от её взгляда. Никто так никогда на меня не смотрел. Знаю, что тело у меня в отличной физической форме. Член не маленький. Мышцы, пресс. Но то как она смотрит, сводит с ума.

Ложусь рядом с ней, и чтоб не дать времени ни ей, ни себе, думать, сразу же начинаю целовать. Руки Миры тоже блуждают по моему телу. Она трогает живот, грудь, и что ещё больше всего возбуждает (хотя куда уж больше), она запускает свои руки в мои волосы.

Отрываюсь от губ, и сразу же к груди. Я не хочу её пугать, но и себя уже остановить не могу. Я беру её сосок и провожу по нему языком. Влажная дорожка остаётся от моего языка.

Пальцами ныряю под трусики, и вхожу в Миру одним пальцам. Одуван дрожит подо мной, её всю трясёт и она громко стонет. А я целую, целую, целую. Глажу между ног, вхожу медленно и легонько. Это тяжело делать, потому, что мне хочется залезть на неё, и почувствовать, как это быть внутри неё. Мне пиздец как этого хочется. И пока я целую её соски и трогаю между ног, мой одуван взрывается.

Голова одувана мечется то вправо, то влево, а потом резко запрокидывается вверх. Ногти она вгоняет мне в спину и сладко выпускает воздух с лёгких.

Я кайфую от её кайфа, и позорно кончаю себе в трусы. Приехали, называется.

Глава 20

Мирослава

Ток прошибает всё моё тело и разум. Кажется, что отключает меня полностью, но всё наоборот. Вместо крови, молнии по венам проходят. Мой тугой узел внизу живота, который появился после первого сна с Матвеем, наконец-то лопнул. Взорвался. Я вжимаю одну свою ладошку в покрывало, а второй хватаюсь за спину Матвея. Рот открывается и вместе с выдохом, из меня вылетает, что-то похожее на стон.

А потом, и вовсе падаю в теплый океан и купаюсь в нём.

Матвей поднимается ко мне и так смотрит. Я только сейчас понимаю, что произошло только что. Я вроде не была пьяная. Так, слегка кружилась голова. И то, мне кажется, я пьянела от его вкуса, а не от текилы. Краска ударяет в лицо и мне так стыдно. Что же он обо мне теперь подумает?

Ужас. Это провал.

— Я… мне…

Мой голос дрожит. И если честно, я не знаю, что сказать. Мне стыдно до ужаса. Так плохо, и так хорошо, мне никогда в жизни не было. Нет даже времени переварить, что произошло. Потому что это провал. Я помню близость Матвея с буфетчицей, и это не было похоже на нашу. Я ничего не умею.

И в эту секунду меня поражают собственные мысли. Мне стыдно перед Матвеем за преждевременный оргазм. А не за то, что у меня есть жених, а я с ним в постели. И за Рустама сейчас не думаю. Плевать на последствия, когда мне с Матвеем так хорошо. Я же люблю его, понимаю в эту секунду. Понимаю и принимаю тяжкий груз на сердце. Мы всё равно не сможем быть вместе. Но у нас есть ещё по семь записок. У нас есть ещё время насладиться моей свободой.

— Малыш, — как всегда, его хриплый голос, и возбуждает, и успокаивает одновременно. — Это было…

— Ужасно? Да? — перебиваю его я.

Матвей округляет сначала глаза, а потом подвигается ещё ближе ко мне. Его теплые руки трогают мою кожу лица. Заправляет волосы за ухо.

— Тебе не понравилось?

— Понравилось. Но тебе ведь нет?

— Что ты, одуван, это был лучший секс без секса в моей жизни. Это было круче и ярче.

Только сейчас замечаю его мокрые трусы. Он тоже… Боже, он тоже, как и я, взорвался. Щеки горят, но куда уж сильнее.

— Пошли в душ, — настаивает Горский.

— Давай по отдельности, хорошо?