— Я бы… — все, что она собиралась сказать, прервалось.

Роберт встал между нами, разрушив маленький пузырь нашей близости. Уязвимость в голубых глазах Никки исчезла, сменившись игривой улыбкой и веселым тоном — это тактику я мог распознать за милю.

Как говорится, рыбак рыбака видит издалека.

— Эй, ублюдок. Где мой буррито?

Роберт выхватил бумажный пакет у меня из рук, не теряя времени, развернул фольгу, откусил кусочек, громко застонав с набитым ртом. Вот ублюдок. Не могу винить его — я также стонал, когда чуть раньше ел буррито. Никки дразнила меня, говоря, какой я голосистый, поэтому, естественно, я сказал ей, что в постели звучу еще лучше.

Это обернулось против меня, потому что то, как она смотрела на мои губы, облизывая свои, заставило мой член пробудиться к жизни. Сегодняшний вечер будет мучительным. Я должен буду смотреть, как она танцует, потому что теперь это моя работа, а значит, синие яйца — неизбежная часть моей жизни в обозримом будущем.

Моя рука покроется мозолями.

Я обнял Роберта за плечи, надеясь отвлечь себя от мыслей о том, что мне придется увидеть тело Никки в кружевах, и пытаться действовать профессионально.

— Слушай, придурок, иди в другое место ешь, потому что я пиздец какой голодный, — проворчал я.

Никки остановилась на полуслове в разговоре, который они с Бето вели о сегодняшнем шоу.

— Ты недавно сожрал буррито и три тако. Как ты можешь быть голодным? — спросила она, бросив на меня шокированный взгляд.

— Тако не считается, — сказали мы с Робертом в унисон, стукнувшись кулаками.

— Реально, — сказал Роберт с набитым ртом. — В некоторых тако даже нет калорий. Они просто восхитительно сочные, — он ткнул меня локтем в ребра, как будто я нуждался в подсказке.

Я ухмыльнулся ему.

— Роберт, ты жрешь так, будто лижешь пизду. Хотя, если ты лижешь ее так, то странно, что у тебя вообще были девки, — сказал я, указывая на то, как он неаккуратно ел буррито. — Никакой, сука, утонченности, — за поддразнивания он показал мне средний палец.

Я чуть было не оступился и не сказал ему, что он может спросить Никки, насколько я хорошо владею языком, но вовремя очухался. Хотя, оглядываясь назад, вижу, как она замерла, потому что ей не понравились мои слова.

— Вы странные, — сказала она, вскидывая руки вверх, как актриса в одной из тех испанских мыльных опер, которые смотрел Бето, когда я отдыхал у него дома. Я понятия не имел, о чем там говорили, но, очевидно, что это было чертовски пикантно, ведь они раздавали пощечины налево и направо.

Сейчас Никки выглядела так, словно готова сделать то же самое с нами или, может быть, стукнуть нас головами.

Она ушла, крикнув через плечо.

— Иди, найди себе занятие. Увидимся позже. И не вздумай приглашать кого-то на приватный танец, Декс.

Ее тон казался откровенно пугающим, но я мог поклясться, что в нем был оттенок ревности, отчего внутри у меня все вспыхнуло. Я ненавидел, когда женщины ревновали — это означало, что они слишком привязываются. Так какого хрена я был готов позволить Никки надеть на меня гребаный поводок, если она того пожелает?

Роберт бросил на меня быстрый взгляд, дожевывая остатки буррито.

— Какого хрена, почему нельзя?

Я пожал плечами, стараясь скрыть ухмылку.

Но подумал, что, возможно, пришло время изменить мои взгляды на дружбу с девушками.

ГЛАВА 19

НИККИ

ЕСЛИ ТЫ ВЕДЕШЬ СЕБЯ КАК ТВАРЬ — Я ТОЖЕ ВЕДУ СЕБЯ КАК ТВАРЬ

Даже в гримерке чертовски много народу.

Устроившись сюда, я была просто еще одной танцовщицей, танцевала и тут, и в других местах. Большинство, кто здесь работает, убегают от какого-то дерьма. Либо от прошлого, либо от настоящего, либо от будущего. А такая особенная, как я, убегает от всего сразу.

Танцы — это все, что у меня есть.