Если ты осмелишься - Хармони Уэст

— Это было глупо. Я была пьяна. Я плохо соображала, и кто-то умер из-за меня. Я разрушила жизни стольких людей. Ее семьи, моей семьи. Я не виню никого из них за то, что они ненавидят меня. Они должны.

Кровь Хлои на моих руках, и я до сих пор не придумала, как ее смыть. Она останется на моей коже до конца моих дней.

Аниса сбрасывает простыню и поворачивается ко мне лицом.

— Я даже представить не могу, через что ты проходишь, — говорит она мягким голосом. — Но… ты не можешь наказывать себя вечно. Это не принесет ни тебе, ни кому-либо другому никакой пользы. Это не вернет твою подругу.

Слезы наворачиваются мне на глаза, и я не могу заставить себя что-либо сказать, потому что, если я попытаюсь заговорить, я разрыдаюсь, а я не разрыдаюсь перед своей соседкой по комнате во время нашей первой встречи. Я сосредотачиваюсь на заправке своей постели, и Аниса позволяет тишине повиснуть между нами.

Когда я заканчиваю, она берется за кошелёк.

— Я как раз собиралась пойти пообедать. Хочешь пойти со мной?

Она знает обо мне самое худшее и все равно хочет, чтобы ее видели со мной на публике. Я даже не хочу, чтобы ее видели со мной.

— Конечно. Спасибо, — говорю я ей.

Она скоро придет в себя. Когда заметит взгляды, которыми все провожают меня по кампусу. Когда услышит все эти сплетни, и ей, наконец, надоест дружить с убийцей.

Но сейчас я дарю ей благодарную улыбку за доброту, которой я не заслуживаю.

Уэс

— Уэс, это твоя четвертая тарелка блинчиков за сегодняшнее утро.

— Я на тренировке, мам. — Я проглатываю еще кусочек, хотя не был голоден с тех пор, как умерла моя сестра.

Мама через стол качает головой. Она всегда видела мой обман насквозь. Она надевает куртку поверх блузки. Она не может больше оставаться здесь, разбираясь с моей унылой задницей — я сам с собой не могу справиться.

— Ты задерживаешься, чтобы не уезжать в кампус. Ты не можешь вечно избегать Вайолет.

Я напрягаюсь. Я чертовски ненавижу слышать ее имя.

Со своего места перед плитой папа переворачивает последний блин. На нем все еще пижамные штаны. Игрок НХЛ на пенсии, который тренируется после обеда.

— Ты знаешь, что она так же расстроена смертью Хлои, как и мы. Тебе нужно придумать способ простить ее, сынок.

Я не знаю, как, черт возьми, кто-то из них может так говорить. Прощение. Последнее, чего заслуживает Вайолет Харрис. Она убила мою сестру. Она разрушила наши жизни. Они знали Вайолет меньше года. Приняли ее в наш дом и нашу семью с распростертыми объятиями. Теперь их дочь мертва из-за нее, и они только что… простили ее.

Я единственный в этом доме, чьи кулаки сжимаются при упоминании ее имени. Она заслуживает смерти за то, что сделала. По крайней мере, она заслуживает тюремного заключения. Долгого. Но она даже этого не поняла.

Непредумышленное убийство. Это все, в чем ее обвинили. Это не гребаное убийство, хотя именно так оно и было. Ее следовало бы посадить.

Вместо этого её освободили.

Теперь у нее даже не хватает порядочности перевестись в другой университет. Мне абсолютно наплевать на то, что сделает со мной ежедневное присутствие убийцы моей сестры в кампусе.

— Она убила Хлою. — Я сжимаю вилку так сильно, что металл гнется. — Она убийца, и ей это сошло с рук. Я никогда не прощу ей того, что она забрала у нас Хлою.

Голубые глаза мамы, такие же, как у моей сестры, становятся мягкими. В них появляется жалость. Это только заставляет меня сильнее сжимать вилку.

— Твое непрощение не причинит Вайолет вреда, Уэс. Это только навредит тебе.

Не волнуйся, мама. Я позабочусь, чтобы Вайолет тоже было больно.

Лезвия рассекают лед, шайба ударяется о сетку. Крики едва прорываются сквозь шум в моих ушах. Пара парней врезаются мне в грудь. Победный гол, а я даже не праздную.