Капкан - Одри Раш

Все запомнившиеся мне ужины в кругу приёмной семьи обычно заканчивались кровью, и я не хочу пережить это снова, потому что у Ремеди есть пугающая склонность к похоти, переходящей в жестокость.

Бонс лениво извивается у меня в ногах, а ее тело вибрирует от мурлыканья. Я чешу ее за ушами, прежде чем она взбегает по деревянной лестнице, ведущей на балкон хозяйской спальни.

Как и Ремеди, Бонс уже должна была уйти, но она продолжает оставаться рядом. Давать ей еду не помогает. Такое впечатление, что Бонс и Ремеди — мои новые питомцы, и они оба думают, что обладают большей самостоятельностью, чем на самом деле.

Я становлюсь мягкотелым?

Я следую за Бонс на балкон, затем устраиваюсь на мягком плетеном диванчике, положив ноги на набивную подушку. Когда дело доходит до Ремеди, мысль о том, чтобы трахнуть ее на глазах у ее матери, интригует меня, и я знаю, без сомнения, что могу заставить Ремеди сделать это.

Но это также может расстроить мои планы. Я не могу заходить слишком далеко, если хочу продолжать манипулировать Ремеди. В подобной ситуации вы должны действовать тщательно и обдуманно.

Ты должен заставить ее думать, что это ее собственная воля. Возможно, есть что-то еще, что я могу сделать, показав ей, что, как бы сильно ей ни хотелось верить, что это шантаж, она хочет меня.

Даже если она захочет убить меня. Точно так же, как я хочу подставить или убить ее. Но не раньше, чем я закончу.

Я закатываю манжеты рубашки, скрывая линии загара. С таким же успехом я могу пойти на этот дурацкий ужин, я могу использовать это против нее. Я набираю Ремеди, делая полный вдох. Звонит телефон, затем переключается на голосовую почту.

«Привет, это Ремеди Бассет. Оставьте сообщение, и я…»

Я вешаю трубку. Это на нее не похоже — пропустить звонок.

Что она делает?

Она ушла с работы час назад, но ее контракт с LPA диктует, что она должна быть доступна в любое время, чтобы обеспечить себе премию в конце года.

Она никогда не игнорировала мои звонки.

Я постукиваю пальцами по плетеному подлокотнику. С некоторым усилием я нахожу свободную тростинку и дергаю ее, пришивая к волокнам, пока, наконец, не отрываю.

Я проверяю приложение, подключенное к ее веб-камере, но ее ноутбук закрыт. Изображения нет. У меня пульсирует в висках. Я тот, кто игнорирует телефонные звонки. Я тот, кто принимает эти решения. Я тот, кто контролирует ее.

Я набираю номер снова. Никакого ответа.

Я бросаю взгляд в сторону ее дома. Всегда есть другой вариант. Я паркую свой грузовик в нескольких кварталах от ее съемного дома. Когда я подхожу, у меня закипает кровь.

За ее красным седаном стоит еще одна машина, которую я не узнаю. Еще одна гребаная машина. Я быстро понимаю, что она находится в своей спальне с кем бы то ни было, затем нахожу ее запасной ключ и вхожу через заднюю дверь. Я держу замки в домах хорошо смазанными. Это помогает, потому что люди не слышат, как ты заходишь.

Оказавшись внутри шкафа в прихожей, я закрываю за собой дверь, затем пролезаю в люк и на цыпочках пробираюсь к углублению в стене, натыкаясь на твердую пенопластовую изоляцию. В глазок я вижу ее стол. Ее закрытый ноутбук. Рядом с ним стояла открытая бутылка лаймовой содовой. Ремеди не пьет газировку. Затем я слышу мужской голос.

Кто это, черт возьми, такой? И почему она с ним наедине?

Я так сильно сжимаю челюсть, что у меня скрипят зубы. Я тот, кто должен побыть с ней наедине. Только не этот мусор. Я придвигаюсь ближе, прижимаясь ухом к внутренней стене. Мне нужно слышать все.

— Но ты уволилась из SAA, верно? — спрашивает он.

Он имеет в виду «Анонимных сексуальных наркоманов»? Если Ремеди уволилась, то это означает, что она была участницей какое-то время.

— Я же говорила тебе. Если мне нравится грубость, это не значит, что я наркоманка. — говорит она.