Княжна - Кристина Дубравина

Анна поджала губы; стало жарко, словно её за руку поймали на месте преступления и теперь фонариком в лицо светили, парализуя.

— И деньги, — на выдохе согласилась девушка, повела плечом и голову чуть вскинула.

Уж что-что, а о деньгах ни ей, ни Вите беспокоиться не стоило.

Екатерина Андреевна чуть посмотрела на Аню взглядом, который для медсестёр, находящихся в подчинении у Берматовой, считался привычным. Этакий взор начальника, ждущего бо́льших подробностей. Но Анне сказать было нечего; мама знала дату вылета, место, — этого было более чем достаточно — а говорить о вещах банальных, типа ожиданий Пчёлкиной о медовом месяце, она считала откровенно лишним.

Тогда мать сдалась. Махнула рукой на Аню, устав с ней за двадцать три года жизни бороться, и кинула:

— Эх, ладно, ехайте!

У Пчёлкиной от грубой речевой ошибки дёрнулся глаз.

На длинную стену, идущую через весь коридор, вдруг упала высокая тень, сильно вбок косящая от угла освещения лампы. Аня обернулась за плечо своё; на пороге гостиной стоял, на плечи накинув пиджак, Витя.

Мать загорелась, зятя увидев, и в восклицании дала указ:

— Витя, вы хоть фотоаппарат возьмите. Европу-то эту поснимайте, интересно ж!..

— Само собой, Екатерина Андреевна, — кивнул Пчёлкин, за несколько шагов преодолел расстояние от гостиной до прихожей. За спиной жены оказался, своими руками ей заменил пояс на талии, и обнял, притягивая Аню к себе.

Бывшая Князева запрокинула голову на плечо мужа, почти подтянулась к щеке мужа, но вовремя опомнилась — не перед матерью же!..

Только вот Берматова, кажется, и без того Анино желание быстрее к Пчёле вернуться прочла в румянце щёк. Тогда и поспешила самостоятельно «выпроводиться»; поправив в последний раз шапку, Екатерина Андреевна взяла сумку свою, быстро наклонилась к дочери.

Звонким поцелуем в щёку она Ане сказала:

— Звони, если возможность появится.

— Я проконтролирую! — уверил тёщу Витя.

Она в ответ цокнула языком, но без зла, заменим этим жестом фразу из разряда: «Охотно верю!», и, попрощавшись много раз подряд, вышла на лестничную клетку. Аня с толикой тоски и облегчения осталась у порога, взглядом провожая маму до лифта, приехавшего относительно быстро.

Когда механические створки за спиной мамы закрылись, а тросы с гудением стали опускать кабину на первый этаж, Пчёлкина прикрыла дверь.

Развернулась и чуть грудью не столкнулась с Витей, стоящим к ней близко-близко.

— Что такое? — спросила она шепотом, в котором не удержала себя от задорных ноток, и вдруг заприметила мелкий блеск на верхней губе супруга. Словно муж облизнулся тайком, не иначе.

Ане стало чуть душнее. Будто воздух между ними был не январским, а пустынным, прямо точно таким же, каким дышали африканские племена, живущие в Сахаре.

Пчёлкин в ответ ладонью провёл по её щеке, гладя, загибая локон за ухо с излюбленным серебряным кольцом. Девушке показалось, что от щёк её стало можно прикурить — вот какими горячими они стали.

— У меня есть для тебя подарок.

— У меня тоже, — кивнула девушка и почти дотянулась до тумбочки, на которой держала сумочку свою, но Пчёла за шею её обнял, удерживая. Аня дёрнулась в руках его, как в сетях, из которых не планировала выпутываться.

Посмотрела на мужа. В глазах блеснули искорки — словно каплями керосина брызнули в огненный столб.

— Не пустишь?

— Пущу. Первым хочу подарить.

Что-то внутри приятно защекотало, словно мягким пером провели по голым нервным окончаниям.

— Мне закрыть глаза? — спросила, заглядывая в лицо ему, девушка.

Пчёлкин в ответ ближе подошёл, вынуждая шаг к двери прикрытой сделать и губы закусить уже жестом кокетства, что за последний час стало привычным. Дыхание супруга Аня почувствовала у себя на щеке, и тогда мысль, что от её лица можно было бы факел зажечь, из догадки стала почти что теоремой.

— Если хочешь.