По имени Ангел - Лана Некрасова

Не долго думая, я дернула вправо защёлку, взвизгнувшую очень противно, и открыла гостям дверь.

На пороге стояли две женщины. Одна из них была довольно пожилая, в длинной чёрной юбке, в удлиненной кожаной куртке, седая голова покрыта серым с узором из турецких огурцов платком. Лицо женщины было миловидным; черты — правильные, немного впалые губы выдавали отсутствие у неё передних зубов, что ничуть её не портило.

Другая же была молоденькой, хорошенькой, скорее, совсем ещё девчонкой лет семнадцати. Небольшие раскосые глаза, маленький аккуратный носик, пухлые натуральные губы и дружелюбная, в общем, внешность, сразу располагали к себе.

Я запустила гостей в дом, предложив присесть и отдохнуть.

— Проходите, пожалуйста. Я так понимаю, вы к Мансуру? Он ещё с пастбища не приходил. Скоро будет. Может чаю? — посмотрела я на дам, улыбаясь.

— Да, не откажемся от чая. Мы издалека приехали, устали сильно с дороги, — вправляя в платок несколько выпавших седых прядей, ответила взрослая женщина.

— Вы, наверное, родственники дяди Мансура? — спросила я, подняв на женщин вопрошающий взгляд.

— Да, я сестра его родная, Гульнара, а это внучка его — Лаура, — показав на сидящую рядом девушку, произнесла она.

— Что? Лаура? — я присела от удивления на стул.

— Да, Лаура. А что ты так испугалась? — усмехнулась Гульнара.

— Да что вы! Всё хорошо, я просто очень рада увидеть внучку Мансура, о которой он так часто рассказывал, — соврала я, заливаясь бордовой краской.

Настоящая Лаура сняла с себя платок, показав ярко-рыжую копну волос, выдохнув, будто кирпич упал с ее плеч, а не невесомая шёлковая небесно-голубая ткань.

— Как мне надоело платок носить! Тётя, можно мне хоть дома без него побыть?

— Пока дед не пришёл, посиди. При мужчинах нельзя ходить непокрытой! Не зли меня, девочка! Сто раз я не повторяю одно и тоже! — с нескрываемым раздражением в голосе прикрикнула Гульнара на девушку.

— У нас, в Москве, почти никто не носит. Тем более, я ещё не замужем.

— А для чего мы сюда с тобой приехали, на родину? Чтобы тебе жениха найти и сосватать за своего, за мусульманина. А то, не дай Аллах, найдёшь себе москвича неверующего.

— Да почему неверующего? У нас в Москве полно мусульман. И со мной в классе учился Муслим, дагестанец. Хотел поступать в МГИМО, умный такой парень.

— Так и что, поступил? Что это ты про него заговорила, будто влюбилась?

— Ничего я не влюбилась, тётя! Просто и я хотела тоже туда попробовать поступить.

— Эээ, забудь об этом! Женское дело хорошей женой быть и детей рожать, и Аллаху молиться. И детей своих научить вере, чтобы намаз каждый день делали. А то ты, поди и не делаешь?

— Делаю… Иногда… А если я хочу учиться и работать потом?

— Хочет она! Ты хотелки-то свои подальше убери, и больше на эту тему не говори даже мне! Замуж отдадим тебя, и точка!

Я разливала чай по чашкам, а сама ощущала дикий страх, мурашками бегавший по моему телу. Что будет со мной и Анзором? Что скажет дед Мансур? И, вообще, к чему приведёт раскрытие правды?

— А кто ты такая Мансуру приходишься? — спросила меня Гульнара.

Её строгий испепеляющий взгляд сверлил меня насквозь, от чего я покрылась холодным потом. Она, будто рассматривая меня, пыталась вспомнить, кто я такая, но не увидев ничего, что могла бы понять про меня, переспросила:

— Ты чья будешь?

— Я Фатима, меня мать прислала дяде Мансуру помочь по хозяйству, а то, говорит, стар он стал, сил совсем не осталось, — придумала я на ходу, спасая своё положение.

— Ааа, ты наверное, дочь Зульфии? — Давненько мы с ней не виделись. Как у нее здоровье?

— Слава Аллаху, хорошо.

— Ма шаа Аллах…

— Где там Мансур так долго? Пора бы уже дома быть, время позднее… — елозила на стуле Гульнара в ожидании дорогого брата.

И, словно услышав её причитания, скрипнула дверь, и, наконец, вошёл дед.