– Не знаю. У меня все равно в голове не укладывается, – честно признаюсь я. – Про наследство понятно, и про то, что дядя и тетя в этом замешаны, тоже. И я все равно не понимаю, как можно так…

– Большие бабки, – пожимает плечами Саша. – Ты пока даже не представляешь, насколько они большие. А для тех, у кого их нет, – нереальные. Мечта. Это как ограбить Форт Нокс.

– Но тетя Оля же никогда не нуждалась! Отец всегда ей помогал финансово, и ты сам говоришь, что дядю терпели в компании из-за отца. Вряд ли терпели на маленьком окладе…

– Это несравнимые вещи. А еще есть патологическая зависть. И она очень присуща Ольге, поверь.

– Не замечала за ней, – верчу чашку в руках. Как же плохо я разбираюсь в людях. Это не просто плохо, это катастрофично.

– До смерти Суворовых вам нечего было делить. Я думаю, она знала, какую участь тебе уготовили, может, даже жалела. Пока ты не осталась в живых и не стала наследницей. Тут-то все и заиграло новыми красками. Приоритеты изменились.

– Смогу ли я когда-нибудь спать спокойно? – вздыхаю я. Наследство-то никуда не делось.

– Их задержали. Я про твоих родственничков. Макс отписывался. Его человек видел, как их мирно взяли после поминок, как раз Сергей подъехал. Задержался где-то. Опоздал. Говорит, пробки. Пока говорит. Но я таких, как он знаю, он первый начнет петь соловьем. Так что сейчас тебе нечего бояться.

Саша обнимает меня за плечи и притягивает к себе, я осторожно пристраиваю голову у него на плече, и бессмысленно вожу пальцем по его запястью, наслаждаясь теплом его кожи, тем что он живой.

Поднимаю на него взгляд и в очередной раз пропадаю.

Саша смотрит на меня, как нечто удивительное, непонятное и ценное. Сердце щемит от внезапной нежности, и я тянусь к Маричу губами.

Я хочу лишь легонько коснуться его щеки, потому что мои чувства во мне не умещаются, но Саше поцелуй в щеку почему-то не нравится. Он захватывает в плен мои губы, снова раздувая костер из тлеющих углей.

Глава 45

От неразумного порыва нас уберегает телефонный звонок.

Видя выражение моего лица, Саша усмехается:

– Кажется, ты права. Телефон за стол лучше не брать.

Технически мы не за столом, но я только укрепляюсь в своем мнении, когда Саша достает мобильник из кармана халата.

– Да, Макс. … Уже. … До Вальцова? Ладно. … А по другому вопросу есть что? … Понял. Давай.

– Что он хотел? – пристаю я, когда непонятный диалог закончен.

– Просит заехать к нему до явки к следователю, – поясняет Саша, целуя меня в макушку.

Этот жест так меня пронимает, что я чуть не забываю, что хотела спросить еще.

– А что за другой вопрос? – все-таки собираю мозги, которые от нежности, заполнившей меня, тут же превращаются в кисель.

– Еще рано об этом говорить.

Я чувствую, что Саша увиливает, и мне это не нравится.

– Но потом ты мне расскажешь?

– Да, – отвечает он твердо, и я немного успокаиваюсь.

Когда Марич говорит, что расскажет, он так и делает.

Я сползаю с барного стула, и для меня становится открытием, что все тело болит. По мне будто фура проехалась. Хотя почему «будто»? Скорее, почти.

Заметив, что я морщусь, Саша оглядывает меня с ног до головы, и, увы, в его взгляде не мелькает плотский интерес. Больше похоже на озабоченность.

– Ты как? – спрашивает он, и я бодро вру:

– Отлично.

Марич приподнимает бровь:

– А синяки у тебя от великолепного самочувствия проступили?

Что? Слежу за направлением его взгляда, и обнаруживаю, что из-под подола недлинного сарафана видны наливающиеся кровоподтеки. На пробу прикасаюсь к ним и шиплю. Больно.

Видимо, ослабевший стресс перестает действовать как анестезия.

Кошмар.

Завтра придется искать брюки. И это в такую жарищу.

И тут же ругаю себя. Слава богу, что отделалась подобными мелочами. Саша пострадал серьезнее.