Моргая, я опустила взгляд и сосредоточилась на том, чтобы развернуть свой подарок. Подняв крышку, я увидела ожерелье на серебряной цепочке. Подвеска представляла собой два круга с тиснением. Тот, что поменьше, был серебряным и гласил «Гений работает», а тот, что поменьше, был медным и гласил «Талант творит». Поверх двух амулетов покоилась идеальная жемчужина.

— Это твой драгоценный камень.

Я только кивнула, изо всех сил сдерживая эмоции. Я не была готова поднять глаза. Его большие руки появились в поле зрения и достали ожерелье из коробки, прежде чем наклонились надо мной, чтобы застегнуть его у меня на шее. Оно идеально прилегало к моей коже над грудью.

— Ты такая чертовски умная, Эвелин. Ты самостоятельно управляешь своим бизнесом, и у тебя это получается лучше, чем у кого-либо еще. — Его палец скользнул вниз по цепочке и коснулся жемчужины. — И ты самая талантливая художница, которую я когда-либо знал. Я восхищен тобой.

Я крепко сжала его руку в своей. Не знала, что делать. С таким же успехом я могла быть девственницей из-за той паники, которую я испытывала, пытаясь разобраться в этих чувствах. Мои глаза наполнились слезами, и я не могла с ними справиться. Я предприняла последнюю попытку поднять настроение.

— Это потому, что ты не знаешь других художников, Парнишка-Джейми.

Взяв меня пальцами за подбородок, он приподнял мою голову, чтобы я посмотрела на него. Его глаза расширились, когда он увидел влагу по краям. Каждая частичка меня хотела оттолкнуть все эмоции, переполнявшие нас. Я так привыкла никогда и никому не позволять видеть себя слабой. Но это был Джеймсон. Поэтому я посмотрела на него и позволила ему увидеть, как именно он повлиял на меня, затронул мое сердце. Давая ему понять, что он уже был в моем сердце.

— Я знаю множество художников. Ты бы удивилась, узнав, с какими людьми я сталкиваюсь в баре. И ты, безусловно, самый талантливый и красивый человек, которого я когда-либо имел честь знать. — Он наклонился, нежно прижимая свои губы к моим. Оставив их там, лишь слегка касаясь, он пробормотал слова, к которым, как я думала, я никогда не буду готова. — Я люблю тебя, Эвелин.

Они прошептались через мои приоткрытые губы и потянулись к моей груди в поисках ответа.

Я тоже люблю тебя, Джеймсон.

Они были там — прямо здесь — и меня тянуло ответить ему. Вместо этого я плотно сжала губы и глубоко вдохнула через нос, сдерживая их. Независимо от того, что было в предыдущие годы, я никогда, никогда не говорила никому этих слов, кроме моей мамы и Лу.

Время после того, как он сказал «я люблю тебя», казалось, длилось вечно. Я закручивалась в нисходящую спираль паники, пока слова душили меня. Я не знала, что делать, и часть меня всерьез подумывала о том, чтобы вскочить с кровати и убежать. Но я хотела дать ему хоть что-нибудь. То, что привычка и страх удерживали меня от произнесения этих слов, не означало, что я не чувствовала, как они проносятся по моему телу. То, что я не могла сказать этого, не означало, что я не могла показать ему.

Обвив руками его шею, я прижалась губами к его губам, вкладывая всю страсть в свой поцелуй. Я набросилась на него, прикусила его губы, просунула язык ему в рот, надеясь, что он почувствует вкус слов, которые я сдерживала. Казалось, все будет хорошо, несмотря на мою неспособность произнести эти слова, когда я почувствовала, как его сильные руки гладят мое тело, успокаивая панику во мне. Я поднялась на колени и откинула одеяло в сторону, двигаясь, чтобы оседлать его длинные ноги.

Он сидел, прислонившись к спинке кровати, вытянув ноги перед собой. В какой-то момент он, должно быть, надел боксеры, а я поставила перед собой задачу снять их с него как можно скорее. Обхватив бедрами его эрекцию, он толкнулся вверх, усиливая трение. Я спустилась вниз по его груди, проводя языком по соску, заставляя его застонать.