— Нет, — говорю я, потому что это не может быть правдой.

— Да, — говорит Джек.

Он ставит чехол на кофейный столик и отходит в сторону, широко мне улыбаясь.

— Нет! — кричу я.

Клара, которая красится в ванной комнате, вбегает в гостиную и переводит взгляд с меня на Джека и обратно.

— Что случилось?

Ни я, ни Джек не отвечаем ей.

— Нет, — говорю я. — Этого не может быть.

— Может, — говорит Джек.

— Не мог бы кто-нибудь объяснить мне, что происходит? — Клара следит за моим взглядом, который направлен на кофейный столик, и ахает. — О, Боже, — говорит она и смотрит на Джека. — Ты нашёл её?

— Не может быть, — снова говорю я.

Джек отстёгивает замки на гитарном чехле и приподнимает крышку. И когда я вижу её, у меня перехватывает дыхание.

— О! — говорю я, уверенная в том, что если отвернусь от гитары, то она исчезнет.

Из всего того списка вещей, которые мне надо заменить, гитара стояла самым последним пунктом, потому что сколько бы гитар я ни просматривала в Интернете — хороших, новых, красивых гитар — я так и не смогла остановиться ни на одной.

Я поднимаю глаза, и как только они встречаются с глазами Джека, я прихожу в движение, подбегаю к кофейному столику и провожу рукой по грифу. Я дёргаю за струну, но она оказывается ужасно расстроена. И всё же это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала.

Джек стоит рядом, и хотя я на него не смотрю, я чувствую улыбку в его голосе:

— В тот вечер, когда мы познакомились, я настроил оповещения в Google18 и опубликовал пару постов в Интернете о твоей гитаре, — говорит он. — Но до недавнего времени мне не везло. И вот я получил письмо на почту, в котором автор написал, что, кажется, нашёл её.

— Ох! — я не знаю, что ещё сказать.

Меня переполняют эмоции. Это… невероятно. Мне хочется взять гитару и настроить её. Мне хочется почувствовать, как струны вибрируют под моими пальцами. Но прежде, чем это сделать, я поворачиваюсь к Джеку, из которого вырывается «у-уф!», когда я врезаюсь в него и крепко обхватываю руками за талию.

— Ну, я пошла, — говорит Клара. — Не ждите меня. Буду поздно.

Она заключает меня в объятия и шепчет:

— Я по-настоящему за тебя рада, Рэйни.

Отпрянув, она бросает на меня такой взгляд, что сразу и не скажешь, о ком она говорит, о гитаре или о Джеке.

Как только дверь за Кларой закрывается, я достаю гитару из чехла, но не знаю, с чего начать. С гитары? С Джека? О чём он думает? Настраивая гитару, я не перестаю болтать о ней, рассказывая ему всё до мельчайших подробностей. Не знаю, понимает ли он меня.

Как только гитара оказывается настроена, мои пальцы приходят в движение. Музыка начинает играть сама собой, так как я исполняла эту последовательность аккордов миллионы раз. Вибрация струн под моими пальцами делает меня такой уверенной, какой я не чувствовала себя последние несколько недель. Я знаю эту гитару так, словно это продолжение моего собственного тела. Мои пальцы точно знают, куда двигаться и что делать. Мне даже не приходится об этом задумываться. Иногда мне кажется, что я думаю с помощью музыки. Она начинает играть внутри меня, а потом вылетает из-под моих пальцев прямо в мир. Когда я говорю, я произношу то, чего не имею в виду. Я спотыкаюсь. Я отвлекаюсь. Думаю, что произнесла что-то вслух, но на самом деле этого не говорила. Сказав что-то, я тут же об этом забываю. Но музыка… музыка это язык моего сердца.

— Пожалуйста, сыграй её в пабе, — говорит Джек.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он сказал. И как только это происходит, я понимаю, что только что играла песню, которую давала послушать Джеку.

— Пожалуйста? — снова говорит он.

Я настолько взволнована — из-за того, как он просит об этом, из-за того, что ко мне вернулась моя гитара — что без раздумий отвечаю:

— Хорошо.

Брови Джека удивлённо приподнимаются.

— Правда? Ты серьёзно? Ты уверена?