— Не надо. Занимайся дочкой и не беспокойся. — улыбается, как всегда радушно, расставляя тарелочки с домашней едой и выпечкой нас стол. Глаза разбегаются от количества еды. И салатики, и горячее, закуски и выпечка в фирменном исполнении. Да, радушие — это отличительная черта мамы Кирилла.

— Анют, а что Соня кушает? — интересуется бабушка Сони и моя не состоявшаяся свекровь.

— В принципе, уже все кушает.

— Какая молодец! — строит глазки Соне, и дочка показывает ровные белые зубки.

— Ох, как много зубиков у нас.

— А Кирилл где? — мимолетно интересуюсь. С одной стороны, я не хочу его присутствия. С другой, хочу, чтобы посмотрел, от чего отказался.

— Он сегодня в фирме. Нужно завершить один проект, — подает уже голос отец Кирилла. Как понимаю по взгляду речь о той самой фирме, из-за которой мне пришлось экстренно выводить Костю на эмоции.

— Хорошо, — отзываюсь тихо.

— Я так понимаю, он не знает о Соне? — спрашивает Герман Константинович, садясь во главе стола.

— Он знает, что у меня есть дочь. Но сам он отказался от неё. Он считает, что Соня не его дочь. Говорю правду, как есть. Скрывать и оправдывать его перед его же родителями не хочу и не буду. Пускай знают.

— Как это? — присаживается Екатерина Андреевна рядом с мужем. — Мой сын не мог отказаться от своего ребенка.

— Увы, это так. Мне бы тоже хотелось, чтобы у Сони был папа.

— Да нет. — разводит руками. — Да этого просто не может быть. Чтобы Кирюша отказался от дочки. Анют, ты сама с ним лично говорила?

— Нет, — мотаю головой. — Он приезжал ко мне в тот момент, когда мы с Джаном гуляли с Соней. Но он уехал. Позже я ему сама написала. И вот что он ответил.

Кирилл Сомов: Зря не рассказала о дочке. Я рад за тебя. Честно. Но чужого ребёнка я не смогу принять. Извини…

— Герман, что ты молчишь? Или ты подразумеваешь, что наш мальчик мог отказаться от дочки? Я ничего не понимаю.

— Нет, конечно, но… Кирилл изменился после твоего отъезда. Он много пил, курил, посещал какие-то непонятные тусовки, дрался. Через месяц после твоего отъезда он попал в аварию. Серьезное ДТП. Много порезов и швов. Его еле откачали, — рассказывает отец Кира. — Вторым ударом стало то, что Кирилл не мог ходить. Ему заново пришлось всему учиться. Восемь месяцев упорного труда. Не знаю, какой верой он жил. Но он мог винить тебя в том, что ты его оставила — да. И это моя вина.

— Почему вы мне ничего не рассказали об аварии? Мы же общались с вами. — задушено спрашиваю. В комнате будто резко стало нечем дышать. Кислород резко перекрыли. — Я бы приехала.

— И взвалила бы все на себя. Я знал это, поэтому и не рассказывал. Доступ к Черногорцеву могла получить только ты. Только ты смогла спасти девушек и мою семью, отыграв нужную сцену. — последнее особо выделяет. — Ты многое потеряла. Тебе пришлось пережить много событий, и не все они радужные. Поэтому я не рассказал. Не хотел, чтобы и в этой аварии ты винила себя.

— Но получилось, что Кирилл теперь винит меня. Он думает, что я его бросила навсегда. Он думает, что я… принадлежала Константину. — тяжело вздыхаю, пытаюсь собраться с мыслями. — В любом случае уже ничего не изменить. Я только прошу об одном — не вмешивайтесь больше. Мы сами разберемся. Примет он Соню или нет, решать только ему. Сюда я приехала за тем, чтобы моя дочь знала, что у нее есть помимо меня ещё близкие люди: бабушка и дедушка.

— Конечно, ты можешь обращаться к нам в любой момент, — поддерживают меня родители Кирилла. На этом и сворачиваем тему. Сейчас нет смысла глубоко в этом копаться. Много воды утекло. Но хоть сейчас я понимаю, почему он так себя ведет. Изменился. Злился. Думал, что я его оставила. А я жила все эти два года им. Нашей встречей.