Каин - Олеся Дмитриева (2024)

— Не знаю… — морщась от боли, ответил Ярослав, — пару дней назад, наверное.

Он посмотрел на меня и, предупредив мой следующий вопрос, сказал:

— Мне снятся кошмары. Каждую ночь. Поэтому я литрами пью кофе и энергетики и практически не сплю. Раньше меня до утра и почти без снов вырубало снотворное, но врач больше его не выписывает, сказал, что я злоупотребляю.

— Кошмары?

— Мне снится, что я опять там… убиваю людей… и это так реально, что я даже чувствую запах горелой кожи, грязи, машинного масла, крови… Такое ощущение, что у меня в руках нож или автомат, и я ищу шиптаров, уничтоживших семью Биляны… но все никак не найду их…

Я смочила следующую салфетку и приложила ее к самому длинному порезу на шее Ярослава.

— Тцссссс!.. — он попытался отстранить мою руку.

— Терпи… — сказала я чуть охрипшим и сдавленным голосом. — Шиптары это албанцы?

— Да, так называют албанцев, живущих на Космете.

— А Биляна?.. Это твоя девушка?

Лицо Ярослава в секунду превратилось в безликую маску. Он убрал мою руку, прижатую с салфеткой к его шее и какое-то время просто безмолвно смотрел на дверь, словно видел на ней какой-то рисунок.

— Это моя невеста, — наконец произнес он. — Мы должны были пожениться… но пока я был в пьяном и наркотическом угаре после очередного бесполезного задания, где погиб Сашка, всю ее семью и ее саму зарезали албанские солдаты.

Я с ужасом посмотрела на Ярослава и тихо спросила:

— За что?

— Ни за что. За то, что они — на половину сербы, за то, что пустили меня в свой дом, за то, что помогали нам с провизией, за то, что я хотел взять замуж их дочь. Билянкина мать албанка, а отец серб. Раньше такие смешанные браки не были чем-то ужасным, но только не после распада Югославии, когда все в одночасье стали друг другу врагами.

Ярослав коснулся оставленный мной царапин на руках и даже не поморщился.

— В то время албанцы проводили этнические зачистки, деля людей по национальности и религии, да они и сейчас наверняка их проводят. Брат матери Биляны был албанцем, это он дал отмашку боевикам, когда мы ушли из села. Брат помог убить родную сестру и племянников! — с отчаянием сказал он. — Чертова страна!..

— Господи… — на секунду я зажмурилась и прикрыла рот пальцами. — Это же… чудовищно…

Слезы сами незаметно покатились из моих глаз.

— Ты очень любил ее, да?

Ярослав, молча, посмотрел на меня, и я увидела слезы и безграничную печаль в его глазах, от которой мое сердце сжалось в маленький комочек.

— Ты и сейчас ее любишь… — почти прошептала я, почему-то ничуть не удивившись своей догадке.

— Нет, — Ярослав взял у меня бутылку водки и сделал большой глоток, — уже не люблю. Чувство вины и жажда мести выжгли все хорошее, что было. Ничего не осталось. Одни кошмары, — медленно растягивая слова, ответил он.

Я закрутила бутылку, но потом открыла ее снова и отпила немного, пытаясь окончательно успокоиться и унять дрожь.

— Ты же ходил к врачу, чтобы справиться со всем этим. Почему перестал?

— Она не помогла. Мне стало только хуже. Все, что я так тщательно прятал — воспоминания, чувства начало вырываться наружу. Я уже ничего не контролирую.

— По-твоему, сейчас тебе лучше?

— Не знаю… Иногда мне кажется, что жизнь это худшее наказание для меня. Поэтому я и остался жив.

— Не говори глупости, — ответила я, — жизнь дана для того, чтобы сделать что-то хорошее, что-то полезное, чтобы мир стал лучше, да мало ли для чего еще.

— Ты серьезно в это веришь? — удивленно спросил Ярослав.

— Да. Почему тебя это удивляет?

— Мне казалось, юристы должны быть более… земными и расчетливыми, и думать не о том, как сделать мир лучше, а о том, как скосить себе денег побольше и попроще.

— Как побольше и попроще скосить денег думают наглые бизнесмены, бандиты и наемники… — резко ответила я и осеклась. — Прости… я не это имела в виду. Я хотела сказать — киллеры.