После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

Платье свободно падает к ее ногам. Ада продолжает молча стоять ко мне спиной. Я слышу ее учащенное дыхание. Думаю, ей так проще справляться со смущением. Нахожу рукой застежку и ловко открываю. Ада тянет за шлейки, и ненужный бюстгальтер присоединяется к платью на полу. Ее молниеносное движение — и низ комплекта отправляется следом.

Наконец, она медленно поворачивается ко мне. Каскад волос укрывает ее до пояса, так, что мне почти ничего не видно. Но все же она стоит абсолютно голая передо мной, полностью одетым. Как высшая степень доверия. И я не подведу.

Огромные зрачки блуждают по моему лицу в поисках поддержки. Я точно знаю, что она сейчас хочет закрыть глаза. Но не может себе этого позволить. Пока не может. Но я это исправлю. Я все исправлю.

А пока будем летать с открытыми.

Ада

И вот самое, пожалуй, страшное произошло: я развернулась и посмотрела ему в глаза. В них плещется расплавленный металл. И столько в этом невыраженной нежности, что бурной рекой смывает мои последние плотины-запреты. Уже совсем не страшно. Тянусь к его белоснежной рубашке и пытаюсь расстегнуть мелкие пуговички, но руки так дрожат от нетерпения, что ничего не выходит. Егор мягко отстраняет их, оставляет по очереди по короткому поцелую на каждой ладони, и принимается за дело сам. Уверенными движениями освобождает себя от одежды. И вот он на равных со мной. Не спешит, не предпринимает никаких действий, дает мне возможность рассмотреть его всего, если я, конечно, осмелюсь. Я знаю, что никаких проблем со смущением у Егора нет, он стоит расслабленно и уверенно, взгляд не отводит. Но и стесняться тут нечего: я не эксперт, но все в нем выглядит настолько идеальным для меня, что кончики пальцев покалывает от желания дотронуться до манящей чуть смугловатой кожи и провести по выразительным мускулам рук и пресса. Как вы понимаете, я осмеливаюсь. Стою и глазею, игнорируя пылающие маковым цветом щеки. Потому что он — мой. Не только тот, кто выбрал меня, но и тот, кого выбрала я сама. И это самое настоящее волшебство.

Решив, что одного только визуального эффекта уже недостаточно, Егор наклоняется и дразнящими прикусывающими движениями втягивает меня в поцелуй, а вместе с ним увлекает в сторону кровати. Не успеваю покрыться мурашками, ощущая под кожей прохладные от работающего кондиционера шелковые простыни, как оказываюсь полулежа на широкой груди. Обнаженная кожа к коже — и вот где настоящий пожар случается. И сгореть в нем невозможно, теперь я знаю это, можно лишь разжигать друг друга ярче и ярче своим пламенем, до седьмого неба нестись, слившись в единый костер. Но ощущения такие, что все рецепторы с ума сходят.

Егор жадно целует меня в шею, оглаживает руками спину. Я дышу часто-часто, мне жарко, этот огонь внутри у меня, но остановиться — без шансов. Отвечаю на поцелуй, когда его губы добираются до моих, со всем отчаянием, со всей страстью отвечаю, хочу раствориться в нем, одним целым стать. С силой хватаюсь за плечи его, может быть, ему неприятно даже, но я так заземляюсь, это мой якорь, и никто не в силах меня сейчас оторвать.

Егор приподнимает меня двумя руками за бедра, заставляя кожу в этих местах пылать, и усаживает сверху себе на живот. Упираюсь руками ему в грудь и смотрю во все глаза, жадно втягивая воздух ртом. Моя грудь часто вздымается, и Егор переводит взгляд туда. Мои волосы прилипли к спине, я мотаю головой, делая попытку прикрыться.

— Не надо, — шепчет, останавливая меня. И уже глядя мне в глаза: — Ты такая красивая.

Комплимент приятным теплом растекается у меня внутри. Да, сегодня я хочу быть красивой.

А еще я сверху, я сегодня веду, я сегодня главная. Так что мне почти не страшно. Не скрою, сердце бешено бьется за ребрами. Но это другое.