Настоящая Лидия – это та, кто носит свитера, джинсы и ботинки, удобную практичную одежду, предназначенную для многочасовых исследований и сидения в библиотеках аспирантуры, а не то, что я вижу сейчас в зеркале. В обтягивающем черном платье, с моими светлыми волосами, тщательно завитыми и зачесанными набок, сапфировыми сережками-каплями, свисающими с мочек, безупречным макияжем с подведенными глазами и обнаженными губами, каблуками, увеличивающими мой рост на пять дюймов, я выгляжу как какой-то другой человек, которого я даже не узнаю.

Может быть, так будет проще. Я могу просто притвориться кем-то другим, храбрым альтер-эго, той кто может пойти поужинать с мужчиной, которого она ненавидит, который причинил ей ужасную боль, и соблазнить его вернуться к отношениям. Кем-то, кто может шпионить за ним и передавать информацию, не облажавшись, кем-то, кто не будет все время бояться.

Гриша предложил своему водителю приехать за мной, но я сказала ему, что доберусь туда сама. На этот раз сработало, поскольку я должна была злиться на него, но мне придется придумать какой-нибудь другой способ оправдаться в будущем, поскольку я не могу точно объяснить, почему он забирает меня из отеля.

Вместо этого я доезжаю на такси до ближайшего квартала, а затем иду пешком, что не идеально, но это лучшее, что я могу придумать. За несколько минут до того, как я должна была уйти, как раз вовремя, Левин вернулся в комнату, вероятно, чтобы убедиться, что он доволен моим образом на ночь.

Когда он зашел внутрь, я отошла в центр спальни, кружась в черном платье и на высоких каблуках.

— Что ты думаешь? — Спросила я саркастически, но, когда остановилась и снова посмотрела на Левина, выражение его лица заставило меня застыть на месте.

— Ты выглядишь сногсшибательно, — сказал он, его глаза скользнули по мне от тщательно уложенных волос и макияжа до черных туфель лодочек и обратно, и я почувствовала, что краснею под тяжестью его взгляда. В его тоне есть что-то странное, что-то, что я не могу точно определить. Это звучит почти с сожалением, даже с ревностью, но в этом так же мало смысла, как и в его раздражительном поведении последние двадцать четыре часа или около того.

Тем не менее, то, как он это говорит, заставляет мое сердце немного трепетать в груди, и приходится прилагать усилия, чтобы подавить его.

— Мне пора идти. — Я посмотрела на время на своем телефоне, и трепет в моей груди сменился усиливающейся тревогой. — Не хотела бы опаздывать на свое свидание.

Левин нахмурился.

— Я вызову тебе такси.

— Спасибо. — Я взяла с кровати свою сумочку, единственную часть одежды, которая на самом деле моя. Она немного потертая по сравнению с остальным снаряжением, черная сумка из искусственной кожи, которая знавала лучшие дни, но держаться за нее странно приятно, как будто в глубине души она напоминает мне о том, кто я на самом деле – обычная аспирантка со степенью по археологии и больной бабушкой, человек, который читает книги, рано ложится спать и любит романтические комедии, а не о человеке, который был втянут в интрижку и какую-то запутанную шпионскую ситуацию, вдобавок ко всему.

Слишком много веса для одной дешевой сумочки, но я все равно цепляюсь за нее, как будто она может помочь мне пройти через это.

— Я провожу тебя, — сказал Левин, проверяя свой телефон. — Машина будет здесь с минуты на минуту.

— Со мной все будет в порядке, — начала говорить я, но он пригвоздил меня суровым взглядом.

— Я провожу тебя, — повторяет он, и я вздыхаю. Я не хочу, чтобы он шел за мной в вестибюль, но, полагаю, у него есть на то свои причины, возможно, он не хочет, чтобы я сорвалась, теперь, когда на моем счету десять тысяч. Как бы я это сделала? Я достаточно умна, чтобы понимать, что у него есть возможность заморозить мои счета, забрать деньги обратно или возможно, что еще похуже.