— Мне не нужна папка. Я, блядь, прочитал это. Мелоди Никки Джованни: двадцать четыре года, родилась 13 февраля в неизвестной больнице северной Калифорнии, единственный ребенок Орландо и Авиелы Джованни, которые оба эмигрировали из Италии подростками. Ее мать умерла, когда она была маленькой, и с тех пор Орландо практически запер ее в башне. Большую часть своей жизни она училась на дому, пока не поступила в небольшой колледж в каком-то захолустном городке Каскадия в штате Орегон. Я предполагаю, что именно там были изобретены катание на коньках и блестки, — я отмахнулся от Деклана, прежде чем подойти к своему шкафу.

Оборачивая красный галстук вокруг моей шеи, Деклан и Нил фыркнули на мой комментарий, в то время как мой отец стоял, ожидая продолжения.

— Кроме этого, она гребаный призрак. Никаких фотографий. Никаких отпечатков пальцев. Просто гребаные хлебные крошки по всему западному побережью, в то время как ее отец убил каждую конкурирующую итальянскую и ирландскую семьи в радиусе ста миль, прежде чем захватить их улицы, — к тому времени, как мы поняли, что это они, западное побережье было полностью отрезано от нас. Никто из наших людей не мог войти или выйти, не будучи пойманным, и теперь они прокладывали себе путь на юг, захватывая мексиканские картели.

Итальянцы всегда стремились распространять свое дерьмо и ставить свое имя на всем.

— В первый и последний раз, когда я встретил Мелоди, она стреляла по тарелочкам, пока мы с ее отцом обсуждали возможность заключения этого соглашения в его офисе. Ни разу ее маленькая темная головка не промахнулась, а ей было девять, — сказал мой отец.

— Я должен быть впечатлен? Нервничать? Веселится? Слава Богу, она умеет стрелять по тарелочкам. Она все еще женщина, как и все остальные.

Он ничего не произнес, но прошел через комнату как раз в тот момент, когда три шумные женщины начали колотить в дверь.

— Лиам, поторопись. Ты должен встретиться с мистером Джованни через час! — крикнула жена моего двоюродного брата с другой стороны двери.

Должен был быть предел границам, которые мог пересечь родственник. Если бы Деклан не заботился о ней так сильно, и она не была бы моей семьей, у меня был бы соблазн причинить ей боль.

— Разберись со своей женщиной, — сказал я ему.

Ни один из них не имел для меня никакого значения. Деклан был тихим, спокойным и бледнее снега, в то время как Коралина была шумной, общительной и ну… черной. Мой отец злился, что она не ирландка, секунд десять, прежде чем понял, что у него нет права голоса, учитывая, что моя мать была полукровкой.

— Лиам, прекрати дрочить, — сказала Оливия, очень смелая жена Нила. Все трое теперь заполнили мою комнату.

— Никто из вас не был приглашен внутрь…

Оливия рассмеялась.

— Мы видели, как твоя шлюха выбежала отсюда, как летучая мышь из ада, поэтому мы решили, что ты собираешься.

Выйдя, Нил и Деклан ухмыльнулись, как сумасшедшие дураки, своим женам.

— Если ты заботишься об их жизнях, то ты быстро заберешь их отсюда, — сказал я сквозь зубы.

— Ты угрожаешь моим дочерям? — спросила моя мать.

— Да, как всегда, — сказала Коралина, смеясь, прежде чем обнять ее. Конечно, моя мать обняла в ответ, предательница.

— Ради всего Святого. Убирайтесь! — я собирался убить их всех.

— Не повышай на меня голос, молодой человек, — зеленые глаза моей матери сузились, заставив Нила откровенно рассмеяться.

— Скажи ему, мама, — сказал он.

Я умолял ее.

— Эти твои чертовы глаза, — пробормотала она, и я понял, что победил.

Слава гребаному Иисусу.

— Я думаю, что на данный момент мы сыты по горло. Давайте дадим мальчику спокойно одеться, — сказала мама, и я бы обиделся на ее «мальчика», но мне просто нужно было, чтобы они ушли, не прибегая к оружию.

— Дай нам знать, если тебе понадобится помощь в одевании, милый, — добавила она, когда они вышли.