Храни меня - Саммер О'Тул

Он — образец хладнокровия и собранности, в то время как я киплю в ядовитом жаре и безудержной ярости. Я приказываю своим легким делать глубокие, медленные вдохи, глядя на него, и обещаю себе превратить его жизнь в ад.

Я запираюсь в своей спальне, кипя от гнева и унижения.1 Я в ярости от того, что он был прав. Я не могла его остановить. Я не смогла остановить его. Я даже не смогла позвать на помощь. Он доказал свою правоту, и еще как. И это то, что проникает мне под кожу и заставляет меня чувствовать себя живым проводом. Он был прав.

Он был прав в своих утверждениях, но он был чертовски неправ в том, как он это сделал. Он наложил на меня свои гребаные руки, и я не собираюсь оставлять это безнаказанным. Пусть его наняли для выполнения работы — за неприличные деньги, добавлю я, — но он будет делать ее, не обращаясь со мной как с дешевой куклой, которой можно разбрасываться.

Если он собирается жить под моей крышей, он будет уважать меня или столкнется с последствиями. Может, я и не смогу победить его в физической драке, но я — мелкая сволочь, и он скоро это узнает.

Как только я распахиваю дверь, сразу же слышу странное, тяжелое дыхание и хрюканье. Клянусь Богом, если этот мудак будет дрочить на моем диване, я…

Роан с красным лицом и потным лицом опускается на ковер в гостиной, отжимаясь. Пот капает между лопаток, стекая по сводчатым потолкам татуировки в виде готического собора, которая покрывает всю его спину. Само произведение искусства потрясает воображение, создавая перспективу, как будто вы стоите внутри собора. В нижней части работы изображены плачущие статуи ангелов, а в центре алтаря, где должно быть распятие, — спина женщины топлесс в нижнем белье на подвязках, ее руки связаны за спиной толстой веревкой.

У меня в животе закипает жар, когда я наблюдаю за тем, как напрягаются и работают ее отточенные мышцы, украшенные таким количеством чернил, что я мог бы часами разглядывать их. Но в то же время я помню, как эти же мышцы удерживали меня, когда его насмешливый голос звучал у меня в ухе. Давай, Кортес. Сразись со мной.

"В таком виде ты не приблизишься к моей мебели, обливаясь потом". Его голова дергается от моего голоса.

Он приподнимается с пола и садится на корточки, упираясь локтями в колени. Его грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания, когда он смотрит на меня так, словно я жевательная резинка на подошве его ботинка. "Я хочу принять душ".

Мысль о том, что он чувствует себя в моей квартире как дома, раздражает меня почти так же сильно, как и то, что он сделал раньше. "На первом этаже здания есть парк для собак. Там также есть ванна для собак".

Он поджимает губы и раздувает ноздри, когда стоит. Его руки сжимаются в кулаки, и я подавляю ухмылку, понимая, что приближаюсь к его пределу. Его мышцы пресса напрягаются при каждом глубоком вдохе, и я чувствую, что это не напряжение, а попытка успокоить себя после того, как я подтолкнула его к краю.

Если мне удастся заставить его ударить меня, отец уволит его на месте. Я выдержу боль, если он уберется из моей жизни.

Он ничего не говорит, просто подхватывает рюкзак и проносится мимо меня в сторону ванной. "Все еще шутишь про собак? Я думал, у тебя хватит ума придумать что-то новое". Его челюсть подрагивает, и он смотрит на меня исподлобья, его глаза сужаются на моих губах. "Попробуй сбежать, пока я принимаю душ, и я найду тебя до наступления ночи".

Я шагаю к нему. "Тебе не удастся напугать меня в моем собственном доме". Он снова смахивает с лица потные пряди волос, и у меня появляется идея. "Как скажешь", — соглашаюсь я. "Позволь мне сначала забрать отсюда кое-какие вещи".

Он отходит в сторону, и я закрываю за собой дверь. На моих губах играет довольная улыбка, когда я замечаю его кожаную дорожную сумку, стоящую на стойке.