Храни меня - Саммер О'Тул

Его подбородок медленно поворачивается ко мне, а в глазах плещется жар. Тепло, которое, как я чувствую, поселилось глубоко в моем животе. Он говорит тем же бесстрастным тоном, что и отвечал мне, но нет ничего сухого или безэмоционального в том, как он смотрит на меня своим яростным взглядом и говорит: "Потому что, когда мои руки окажутся на твоем горле, я буду тем, кому ты будешь молиться.

…Господи, помилуй…

Этот шутник не понимает, что такое "чувствительность ко времени"? Мы сидим в машине у магазина уже большую часть часа, и я готова биться головой о приборную панель. Роан тщательно фотографирует и записывает всех, кто приходит и уходит, но за холодильником пока никто не приходил. "Как думаешь, он знает, что это ловушка?"

Роан отвечает, не глядя в мою сторону. "Может быть".

"Так, может, мы просто теряем время, сидя здесь весь гребаный день?" простонала я.

"Это все, что я делаю последнюю неделю. Ты здесь уже" — он сверяется с часами — "сорок девять минут". Он приподнимает бровь и резко добавляет: "Бу-бу-бу".

"Мне не нужна твоя жалость". Я складываю руки на груди и глубже погружаюсь в сиденье, закидывая ноги на приборную панель.

"Хорошо, потому что у тебя ее нет". Он шлепает меня по ногам.

"Эй, не трогай!" кричу я, садясь прямо, сердце бешено колотится.

Он усмехается. "Ты серьезно?"

" Серьезно. Мы так договорились, ни пальца без моего разрешения".

Он крутит серебряное кольцо на большом пальце. "И что я получу от этой сделки?"

Я сладко улыбаюсь. "Я не буду убивать тебя во сне".

Он слабо усмехается, качает головой и проводит глазами по моему телу. "Насилие тебе идет".

Это оскорбление, но есть что-то в том, как его глубокий, хриплый голос произносит это предложение, и блеск в его глазах, говорящий о том, что я умираю от голода, заставляет воспринимать это как высшую похвалу.

Я борюсь с желанием поерзать на своем сиденье, но это бессмысленно, потому что в следующую секунду я почти вылетаю из него. На другой стороне улицы из магазина выходит мужчина с большим белым полистироловым холодильником в руках.

"Это он!" Я хлопаю рукой по приборной панели, волнение и трепет охватывают меня. Роан невозмутимо фотографирует мужчину, а затем заводит машину. "Ah qué bueno".

Я смотрю, расширив глаза, как мужчина средних лет открывает заднюю дверь военного фургона без окон и задвигает внутрь холодильник. "Идеальная машина для серийного убийцы".

"Эх…" Роан пожимает плечами. "Если порубить кого-нибудь на мелкие кусочки, то тело можно засунуть практически в любой автомобиль", — рассуждает он так небрежно, словно обсуждает, что лучше — хот-доги или гамбургеры.

"Что ж, сегодня я буду запирать свою дверь", — сардонически добавляю я, не сводя глаз с мужчины, который сейчас что-то делает в своем телефоне, прежде чем закрыть дверь фургона.

Роан отпускает сухой, но забавный смешок, который щекочет мне шею. "Мы оба знаем, что запертая дверь меня не удержит".

Что-то в этой перспективе вызывает дрожь по позвоночнику, и это не просто страх.

"Он уезжает!" кричу я, показывая на окно, пытаясь избавиться от образа Роана, пробирающегося ночью в мою темную комнату…

Роан

"Мы оба знаем, что запертая дверь меня не удержит". Я чувствую, как она ерзает рядом со мной, дрожь пробегает по ее телу, настолько едва заметная, что я почти не замечаю ее.1 Интересно, представляет ли она, как и я, как я пробираюсь мимо любых замков в тщетной попытке не пустить меня.