Темный грех - Нева Олтедж

Я наблюдаю за своим тигренком, как она протирает прилавок белой тряпкой, покачивая бедрами. Влево, потом вправо. Похоже, она танцует. И хотя я не могу расслышать мелодию, я уверен, что она не в такт. Закончив работу, она делает довольно неуклюжий балетный поворот, а затем бросает тряпку через всю комнату, прямо в корзину в углу.

С ней все в порядке. С ней всегда все в порядке.

Мне следует развернуться и отправиться обратно в Нью-Йорк, но я не могу заставить свои ноги двигаться. Что бы она сделала, если бы я вошел туда сейчас? У меня нет ни одной чертовой причины находиться здесь, и еще меньше — разговаривать с ней снова. И о чем мы вообще будем говорить? Я понятия не имею, как вести светскую беседу. Я не умею разговаривать.

Не сводя глаз с моего тигренка, я расстегиваю левый рукав рубашки и закатываю его до локтя, а затем хватаю нож, который держу в ножнах у лодыжки. Мои лезвия всегда остры как бритва, поэтому достаточно легкого нажима, чтобы проколоть кожу на предплечье. Целенаправленно, точно зная, что нужно сделать, чтобы не порвать мышечную ткань, я медленно веду кончик ножа от локтя к запястью. Кровь стекает по руке, как только я заканчиваю с этим ужасным делом, большие красные капли падают на тротуар и приземляются у моих ног. Порез неглубокий, но достаточно длинный, чтобы наложить несколько швов. Это достаточная причина, чтобы снова искать ее. Вернув нож в кожаный футляр, я отправляюсь на другую сторону улицы.

Когда я вхожу внутрь, над дверью раздается веселый звон. Из телефона, который лежит на маленькой полочке рядом с вешалкой, доносятся бодрые нотки популярной песни, которую я слышал по радио. Моя девочка стоит перед настенным шкафом, переставляет кое-какие принадлежности и напевает про себя.

— Опять забыла ключи от машины, Летиция? — щебечет она, не отрываясь от своего занятия.

Я делаю еще один шаг вперед, и кровь капает на пол.

— Не совсем.

Рука тигренка замирает на полпути к полке. Медленно обернувшись, она широко раскрывает глаза.

— Ты! Что ты здесь дела… О Боже мой!

— Мне нужна… помощь, — бормочу я, глядя на ее руку. И дело не во лжи, а в том, что эти слова звучат странно из моих уст. За свои двадцать девять лет я просто никогда не просил никого о помощи.

Она несколько раз моргает, наконец выходя из мгновенного ступора, затем бросается в ближайшую смотровую и начинает выдвигать ящики.

— Ты в курсе, что это ветеринарная клиника, а не отделение неотложной помощи? — спрашивает она, хватая бутылку со стерильной водой. — Иди сюда.

Я сажусь на подкатной табурет без спинки, оставленный рядом с металлическим столом, прикрепленным к стене. Тем временем моя девочка продолжает метаться по комнате, что-то ища. Ее лицо ничего не выдает, и она выглядит спокойной и собранной, но я замечаю, что она открывала один и тот же ящик более трех раз.

— Думаю, нужно наложить несколько швов, — говорю я, кладя руку на стальную поверхность.

Она поворачивается ко мне лицом, ее глаза расширяются, как блюдца, а к груди она прижимает пачки марли.

— Что? Нет, не получится. — Ее взгляд падает на мое предплечье. — Черт. Я позвоню Летиции и узнаю, сможет ли она вернуться.

— Ты никому не будешь звонить, тигренок.

— Ага, позвоню. В прошлый раз, когда я практиковалась накладывать швы, бедняге Тодду пришлось несладко.

Мгновенно меня охватывает напряжение, а в животе закипает едва подавляемая ярость. Кто, черт возьми, такой Тодд? Друг? Бойфренд?

— И где сейчас Тодд?

— Дома, спрятанный в чемодане под моей кроватью. — Она встает передо мной и смотрит вниз на мою руку. — Это очень плохая идея.