Бог Войны - Рина Кент

Игра на виолончели уже не спасает. Потребовалось много мужества и усилий, чтобы снова взять ее в руки, и, на удивление, все получилось, как будто я никогда и не прекращала играть. В мгновение ока я погрузилась в музыку и забыла о своем окружении.

Пока он не ворвался в мое пространство и не коснулся моего лица, словно я принадлежала ему.

Его пальцы оставили на моей коже такой жгучий ожог, что я удивилась, как я не вспыхнула.

— Убирайся, — мой голос едва слышно шепчет.

Отчасти потому, что я ошеломлена. Я думала, он не хочет находиться рядом со мной, поэтому и избегает меня как чумы. Или потому, что я не понимаю загадочного взгляда в его глазах.

Неприятный гнев смешался со странным чувством облегчения.

Так же быстро, как и появились, эти эмоции исчезают за его крепостными стенами. Мои глаза расширяются, когда он садится на край кровати. Рядом со мной.

Я стараюсь не обращать внимания на лижущее тепло, касающееся моей обнаженной руки.

— Разве ты не слышал, что я сказала?

— Слышал.

— Тогда почему ты все еще здесь?

— Потому что никогда не говорил, что буду тебя слушать. Кроме того… — его губы приподнялись в сардонической ухмылке. — Я слышал, что ты причитаешь по поводу моего отсутствия в твоей жизни, поэтому решил обрадовать тебя своим присутствием.

Эта стукачка Сэм.

— Это большая честь для меня, — говорю я с таким остервенением, что это может стать сигналом к началу третьей мировой войны.

Илай ухмыляется.

— Я знаю. Но постарайся не восхвалять меня слишком сильно.

— Я прекрасно справлюсь, учитывая, что твое присутствие надоело мне до слез. А теперь мне нужно порепетировать. Ты не против?

— Ничуть, — он откинулся на ладони, глядя на меня темным взглядом.

— Уходи уже. Прочь.

— Я тебя беспокою?

— Ты меня отвлекаешь.

— Не понимаю, как это мешает твоей способности играть.

Знаете что? К черту его.

Я не позволю ему разрушить мою вновь обретенную связь с виолончелью.

Схватив смычок, я беру медленную ноту, а затем решаю сыграть что-нибудь сердитое, чтобы он понял, что я абсолютно серьезна.

Виолончель всегда была для меня идеальной отдушиной. Пока я не заменила ее нездоровой зависимостью — алкоголем и наркотиками.

Возможно, тот факт, что я уже некоторое время не пью, и есть причина того, что моя виолончель снова заговорила со мной.

Я играю шестую часть Сюиты для виолончели № 3 Баха со всей возможной интенсивностью. Все это время я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на Илая, но с опасностью замечаю его.

Его взгляд едва не пробивает дыру в моем затылке. Его тепло обволакивает меня, перехватывает дыхание и заряжает воздух разрушительной энергией.

Когда я беру последнюю ноту, со стороны меня раздается медленный хлопок. Моя челюсть едва не падает на землю, когда я смотрю на своего жестокого, лишенного эмоций мужа, в чьем подтянутом теле нет ни одной нежной косточки.

Я ожидаю увидеть насмешку, пренебрежение или его обычные попытки поставить меня на место, но все, что я нахожу, — это небольшую улыбку и странный блеск в этих мертвых глазах.

На мгновение мне кажется, что он самозванец.

И почему я удивлена?

Тому, что бьется у меня в груди, лучше перестать биться так громко, иначе я вырву его раз и навсегда.

Илай открывает рот, и я собираю всю свою гордость в кулак, готовая к нападению, но тут его глубокий голос заполняет пространство.

— Впечатляет. Должен сказать, гнев делает твою игру более запоминающейся.

— Это сарказм?

— Я не считал тебя человеком, который не умеет принимать комплименты. Ты, кажется, напрашиваешься на них при любом удобном случае.

— А я не считала тебя человеком, который делает комплименты людям.

— Не людям. Тебе.